— Пожалуйста, — ответил Гурам, — только я не ждал гостей, надо было заранее предупредить.
— Не волнуйся, — вмешался Васо, — Николоз дал нам в дорогу столько, что хватит на два обеда. За тобой лепешки, зелень и экскурсия по твоему необыкновенному дому.
Еще полтора часа езды по лесной дороге, тряской, неровной, через пни и рытвины, и «газик» въехал в селение, прилепившееся к склону над мутной, неласковой речкой. Машина остановилась у длинного строения, примыкающего к башне с провалившейся крышей. Замка на двери не было, замочные кольца связаны мягкой проволокой. Гурам снял ее и толкнул широкую дверь.
— Прошу вас, входите.
Большая прихожая была еще не отделана, только обиты дранкой стены, настлан пол. Лестница наверх, лестница вниз. Слева кусок скалы, которую хозяин, видимо, решил ничем не маскировать.
Спустились в комнату, которая служила Гураму кухней, столовой, спальней и кабинетом: на широком подоконнике книги, в углу узкая койка, застеленная солдатским одеялом, стол под серенькой клеенкой, железная печка и водопроводная труба, из которой непрерывно лилась тугая струя воды и уходила по желобу под пол.
— Это я из родника провел, — пояснил Гурам, перехватив взгляд Андрея Аверьяновича.
Пока гости осматривались, Гурам затопил печь, достал с полки таз с тестом и принялся раскатывать лепешки. И пек их тут же, на разогревшейся железной печке, делая это ловко и привычно.
— Пойдемте, посмотрим дом с фасада, — пригласил Васо.
Они спустились во дворик, обнесенный плавно загибавшейся каменной стеной, через калитку с чугунной, фигурного литья дверью, вышли на улицу, куда дом смотрел трехэтажным фасадом. Это был не дом, а дворец, с лоджиями и балконами, со строгим орнаментом над высокими окнами. Что-то было в нем от изысканной архитектуры средневековой Грузии и от суровой архитектуры боевых башен, которые строили давние предки Гурама. Но это смешение стилей не вызывало протеста, вкус и талант автора и строителя создали своеобразное сооружение, цельное, красивое, с чувством достоинства.
За двориком, укрепленная высокой каменной стеной, была обширная площадка с молодыми фруктовыми деревьями.
— Висячий сад, — пояснил Фидо. — Там был крутой склон и овраг. Гурам засыпал его землей, которую вынимал, строя дом.
— Я, кажется, разучусь здесь удивляться, — Андрей Аверьянович подошел к стене, потрогал ее руками. — Сначала я думал, что это тесаный камень, а он, оказывается, так подобран и пригнан, что кажется тесаным.
— Это уже традиция, у нас умеют обращаться с камнем.
Вернулись в дом. На столе возвышалась горка свежих лепешек, в двух больших тарелках лежали сыр и зеленая, с росными каплями, трава, в миске желтел варенец, который здесь называется мацони.
В этой спартанской горнице, под журчание родниковой воды обед показался Андрею Аверьяновичу удивительно вкусным. Он с любопытством поглядывал на Гурама. Тот ел мало: кусочек лепешки, ломтик сыра и пучок травы. Видно было, что этот человек привык себя ограничивать во всем и не испытывал от этого неудобств.
— Все, что мы здесь видели, — спросил Андрей Аверьянович, — вы сделали один?
— Да, — ответил Гурам.
— Как же вы все успеваете?
— Я мало сплю, — улыбнулся Гурам своей застенчивой улыбкой.
В народе есть такие мастера, бескорыстные, одержимые. Работой своей и жизнью они дарят людям радость, и Андрей Аверьянович испытал радость от того, что узнал Гурама.
Следователь Чиквани, не проронивший ни слова с того момента, как вошли они в дом, наконец подал голос. Спросил:
— Скажи, Гурам, ты когда в последний раз видел Давида Шахриани?
— Его же убили, Давида.
— Как ты думаешь, кто его убил?
— Не знаю, — ответил Гурам. — Убить человека — это все равно, что убить себя. Я не знаю, кто у нас способен на такое.
— Подозревают Алмацкира Годиа, ты же слышал? — сказал Васо.
— Да, я слышал.
— И что ты на этот счет думаешь?
— Я не верю, что Алик способен убить человека.
— Мог случайно, сгоряча, в драке, — пояснил Чиквани.
— Он признался?
— Нет.
— Тогда он не убивал.
— Ты не ответил на вопрос, — вздохнул следователь Чиквани, — когда в последний раз видел Давида?
— Давно видел, еще зимой.
— Ты его хорошо знал, Давида?
— Знал. Раньше он у меня часто бывал.
— Что он тут делал?
— Смотрел, как я строю дом. Его интересовали малоизвестные, заброшенные тропы, которыми редко пользуются. Я много ходил, знаю тропы, о которых молодежь и не слышала.
— Зачем ему нужны были эти забытые тропы?