— Значит, Чека — сила, Феликс Эдмундович, — улыбнулся Менжинский. — Жулики — народ практичный. К слабым примазываться не будут.
— Утешительного тут мало. С такими типами мы беспощадно боремся. Думаю, что и дальше будем быстро выявлять и обезвреживать их. Труднее другое — крайне желательно иметь более высокий уровень подготовки чекистов. От них ведь требуется не только умение стрелять и сидеть в засадах.
— Понимаю, Феликс Эдмундович, — посерьезнев, согласился Менжинский. — На Украине мне довелось с одним работничком встретиться. Против десяти бандюг не боялся выйти. Храбрости через край, а вот контрреволюционеров выявлял через кухню…
— Как так «через кухню»?
— Очень просто. «Мне, — говорит, — никакие теории не требуются. Я сразу на кухню при обыске иду. Если у него в кастрюле мясо варилось, значит, он контра, и разговаривать с ним нечего. Наши люди на осьмушке хлеба сидят…»
— Оригинальнейший метод. Что же вы с этим «кухонным теоретиком» сделали?
— Послал командовать эскадроном.
— Правильно… Кастрюли могут и подвести. Вопрос подбора людей один из самых труднейших. Тем более для работы в особых отделах.
— Читал в газете про дела Чудина.
— Да. Бывшего члена коллегии Петроградской Чека за связь со спекулянтами и покровительство им мы расстреляли по приговору военного трибунала, — незнакомо жестким голосом подтвердил Феликс Эдмундович. — Мы никому не позволим предательски нарушать интересы партии и злоупотреблять доверием товарищей. И еще одна деталь, Вячеслав Рудольфович. Особый отдел согласно положению подчиняется наряду с ВЧК и Реввоенсовету республики. Так что в известном смысле придется ходить под двумя начальниками.
— Два стула — самое неудобное сиденье.
— Тут все зависит от сидящего. Не скрою, кое у кого в Реввоенсовете есть повышенное желание командовать Особым отделом. Попадаются, к сожалению, ответственные товарищи с излишним самомнением и амбицией.
— Понимаю, Феликс Эдмундович… Говорят, что самый большой недостаток людей состоит в том, что у них много маленьких недостатков.
— Верно подмечено… К тому же, случается, от должности голова кружится, а это меняет нрав в худшую сторону.
— Когда приступить к работе, Феликс Эдмундович?
— Приступить немедленно… Вот то серьезное дело, о котором я вам упомянул.
Дзержинский пододвинул Вячеславу Рудольфовичу одну из папок, лежащих на столе.
— Ознакомьтесь и подготовьте план операции… Кстати, как у вас с жильем? Нам, правда, частенько здесь на Лубянке в служебных кабинетах проживать приходится. Но все-таки жилье полагается иметь.
— Не беспокойтесь, Феликс Эдмундович… На первое время устроился в «Метрополе», а там будет видно, — ответил Менжинский и прочитал надпись на папке: «Добровольческая армия Московского района».
— Да, Вячеслав Рудольфович, — подтвердил Дзержинский, увидев недоуменный вопрос в глазах собеседника. — Вы полагали, что «Добровольческая армия» имеется только у генерала Деникина? А она и в Москве завелась…
— Как же так?
— Познакомитесь с материалами и станет ясно. Готовят удар в спину. Поговорите с Артузовым. Артур Христианович у нас конкретно занимается этим делом. Подумайте и приходите с ним ко мне… с предложениями по плану операции.
ГЛАВА III
Первые материалы в папке относились к давним временам.
В июне девятнадцатого года красноармейский секрет, затаившийся под Лугой в путанице молодого осинника, заметил человека в солдатской шинели. Осторожно осматриваясь по сторонам, он крался в зыбком предутреннем тумане к кочковатому болоту, за которым находились позиции белых.
На приказ остановиться неизвестный напрямик кинулся к болоту.
— Ах ты, шкура! — зло сказал дозорный и, привычно поймав глазом мушку, плавно нажал спуск.
У убитого нашли зашитые в подкладку пиджака документы на имя поручика Никитенко и серебряный портсигар, набитый папиросами.
— Такую дорогу прошел, а папироски ни одной не искурил, — удивился работник Особого отдела, рассматривая портсигар. — Берег, выходит, папиросочки. А почему берег — есть вопрос?
— Может, некурящий?
— Некурящему папиросы носить незачем. А он курящий… Гляди, как пальцы зажелтели. Небось у нас махру палил…
Тщательный осмотр позволил обнаружить в одной из папирос туго скатанную записку.
Работник Особого отдела осторожно развернул прозрачную бумагу.
— Да тут целое послание…