Когда Крашенинникову были предъявлены записки, которые он пытался пересылать из тюрьмы, колчаковский эмиссар не стал дальше запираться. Сказал, что в Москву от Колчака предполагается направить 25 миллионов рублей, что «ННЩ» — это Николай Николаевич Щепкин, возглавляющий московский подпольный «центр».
Потом в деле появилось два заявления.
На личный прием к Дзержинскому пришел врач одной из военных школ и сообщил, что состоит в подпольной вооруженной организации, готовящей восстание в Москве.
Молоденькая учительница сообщила чекистам о подозрительных сборищах у директора семьдесят шестой показательной школы Алферова.
Вячеслав Рудольфович снял пенсне и потер уставшие глаза. Протоколы были написаны неразборчивыми почерками, плохим карандашом. Чтобы прочесть их, приходилось основательно напрягаться, разбирать каракули, неровные, загибающиеся к краям страниц строки.
Прав Феликс Эдмундович, что подбор кадров в ВЧК должен быть предметом особой заботы. Храбрости, беззаветной преданности у нынешних чекистов хоть отбавляй. А вот умения вести следственную работу, вдумчиво анализировать материалы, угадывать иногда по третьестепенным деталям и штрихам важность дела — этого явно недостает. Мало опыта, мало грамотности, не хватает и умения оформлять документы. Протоколы допросов пишут как кто на душу положит.
«…у арестованного найдено много разных бумаг…» Какие бумаги? Что в них написано?
В комнату вошли двое. Одного из вошедших Менжинский уже знал — начальник оперативного отдела ВЧК Артузов.
У Вячеслава Рудольфовича всегда было чутье на людей. Встретившись с Артузовым в кабинете Дзержинского, он сразу ощутил симпатию к тридцатилетнему, собранному в словах и жестах человеку с пышными волосами, круто вздыбленными над широким лицом. У Артура Христиановича была аккуратная, коротко подстриженная бородка и привычка время от времени пощипывать ее. Привычки Артузов стеснялся, но отделаться от нее не мог. Еще Вячеславу Рудольфовичу почему-то подумалось, что Артузов любит детей. Эта интуитивная догадка сделала знакомство еще более расположенным.
— Помощника вам привел, — сказал Артур Христианович.
Рослый крутоплечий человек со светлыми мягкими волосами и просторным разлетом широких бровей на обветренном лице отрекомендовался:
— Нифонтов, комиссар по особым поручениям.
— Простите, ваше имя-отчество?
— Павел Иванович.
— Вот и отлично. Официальности, признаться, меня иной раз смущают.
— Я чувствую, вы поладите, — сказал Артузов. — Павел Иванович уже занимался делом «Национального центра». Хотя, наверное, вы уже и сами познакомились.
— Продолжаю… Вопросы здесь сложные, а я имею обыкновение со всеми подробностями разбираться. Предпочитаю, так сказать, добыть ключ, чем взламывать двери… В самом запутанном деле непременно отыщется какой-нибудь знаменитый пустячок, который поможет вытащить нужный кончик.
— Кончики в нашей работе очень требуются, — улыбнулся Артузов. — Не буду вам мешать. Да и времени, признаться, нет.
— Вы садитесь, Павел Иванович. В ногах, говорят, правды нет.
— Главная фигура в деле — Щепкин…
— А вот с этим, прошу покорнейше, не будем спешить. Я сначала все прочитаю, а потом мы конкретными мыслями с вами обменяемся. Вы давно в ВЧК, Павел Иванович?
— Уже полгода… Я с севера родом, Вячеслав Рудольфович, коренной архангелогородец, на лесозаводе там работал. Был у нас такой лесопромышленник Ауров. Потом англичане стали хозяйничать. Наш комитет на лесозаводе арестовали. Меня хотели отправить на остров Мудьюг, в тюрьму… Страшное место. Товарищи помогли бежать. Воевал в отряде Павлина Виноградова на Двине. Там чекистской работой стал заниматься, а потом уже сюда направили.
Нифонтов скупо ронял фразы, словно боялся сказать лишнее.
— А семья, Павел Иванович?
В глазах чекиста плеснулась боль. Лицо отвердело, срезалось, и лоб просекли две морщинки. Короткие и глубокие, как от удара ножом.
— Простите, Павел Иванович… Это я так, по-житейски, полюбопытствовал.
— Да нет, Вячеслав Рудольфович, — беспомощно вздрогнувшим голосом ответил Нифонтов. — И о семье могу сказать… Жену, Аннушку, контрразведчики замучили, допытывались, где я скрываюсь. Отца на Мудьюг отправили. Не знаю, жив или нет. А сынишка потерялся… Федька мой, двенадцать лет парню.
— Как потерялся?
— Удрал из Архангельска. На Исакогорке видели, возле военного эшелона крутился… Вот уже год ищу. Как подумаю, что он в такой кутерьме бездомный бродит, сердце отрывается… Работой от тоски и спасаюсь. Работа у нас особенная. Я так понимаю, что чекист — он вроде патрона, вогнанного в ствол, в любой момент должен быть готов к выстрелу.