— Физически кто из них был сильнее? — спросил Андрей Аверьянович.
— Алик повыше, потоньше и полегче, но очень ловок и цепок.
— В случае драки он мог бы уложить Давида?
— Он никогда не дрался, я как-то не представляю себе Алика дерущимся, да еще с товарищем, который в горах шел с ним вводной связке. — Васо помолчал. — Но если сильно разозлить…
— Судя по тому, что вы о нем рассказали, Давид мог сильно разозлить.
— Мог, — согласился Васо. — Но Алик говорит, что драки не было.
— А что ж было?
— Давида чем-то тяжелым несколько раз ударили по голове. Следователь предполагает — ногой в горном ботинке или в сапоге.
— Но чтобы ударить человека ногой по голове, его раньше надо повалить…
— Да, конечно, — согласился Васо. — Они забрали ботинки Алика, отправили на экспертизу. Следователь сказал, что экспертиза подтверждает его версию.
— А кто вел следствие?
— Зураб Чиквани из местной прокуратуры, вы можете с ним поговорить…
Зураб Чиквани вышел из-за стола, пожал руку Андрею Аверьяновичу, потом Васо.
— Садитесь, — коротким жестом указал на ряд стульев у стены, сам взял один из них и сел верхом, положив локти на спинку. — Да, случай нелепый и трагичный, — говорил он, вводя Андрея Аверьяновича в курс дела, — я не хочу навязывать вам какую-то готовую точку зрения, просто считаю долгом обратить внимание на то обстоятельство, что действующие лица трагедии — сыны Кавказа, горцы. Вполне современные молодые люди, но по крови все-таки горцы. Как это понимать? А так, что в какой-то момент они могут вспыхнуть как порох. Молодого человека оскорбил товарищ. Он стерпел. Тот обидел его еще раз, и кровь бросилась оскорбленному в голову, он не удержался, ударил. Потом горько раскаивался, но было поздно. У меня нет оснований предполагать преступный замысел, я уверен, что Алмацкир Годиа убил товарища в состоянии запальчивости, сильного душевного возбуждения, не задумывая убийства заранее. В таких случаях закон если и не оправдывает преступника, то наказывает его с меньшей строгостью. В общем, я квалифицировал преступление как убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения.
Слушая следователя, Андрей Аверьянович внимательно приглядывался к нему, Зураб Чиквани был красивым мужчиной с медальным профилем, с живыми черными глазами. Верил ли он сам в то, что говорил? Скорее всего, верил.
— Я, конечно, буду иметь в виду ваше замечание насчет горской крови, в состав которой входит порох, — Андрей Аверьянович сказал это без улыбки, но собеседник его улыбнулся и поправил:
— Динамит.
— Чтобы не спорить о терминах, скажем — взрывчатка. Я это учту и заранее благодарю за добрый совет.
— И еще будет у меня к вам, — следователь замялся, — не знаю, как назвать — совет или просьба: склоните подзащитного признаться. Запирательство только отягчает его положение… Это, разумеется, не официальное заявление следователя адвокату, поймите меня правильно.
— Я так и понимаю, — заверил Андрей Аверьянович.
— Просто по-человечески жаль этого парня, — еще раз уточнил Зураб Чиквани, — и я от души хочу ему добра.
Потом, получив дело Алмацкира Годиа, Андрей Аверьянович надолго закрылся в комнате с пыльными шкафами, с канцелярскими столами, заляпанными чернильными кляксами.
Протокол осмотра места происшествия был составлен людьми не очень знающими, осматривали спустя несколько часов после убийства, ничего, ни одной мелочи, за которую могло бы ухватиться следствие, не увидели, не нашли.
По свидетельским показаниям проследил Андрей Аверьянович путь Алика к площадке у здания конторы совхоза. Он не собирался туда идти, сидел дома и читал, но мимо шли знакомые девушки и утащили его с собой. Уходя, он крикнул матери в дом, что скоро вернется.
У конторы собралась молодежь. Сидели на порожках, разговаривали. Кто-то сходил к старому Гела Чмухлиани и привел его с чуниром. Старик играл и пел сванские песни. Стало смеркаться. Тут подошел Давид…
Андрей Аверьянович внимательно прочитал показания свидетелей, доискиваясь причины ссоры, пытаясь составить представление, с чего же она началась, но так и не нашел ничего определенного. Парни утверждали, будто Давид обиделся на замечание по поводу того, что пришел пьяный. Кто сделал это замечание? Кто-то, кого ни один из свидетелей не назвал. Почему? Не запомнили. Следователь спрашивал каждого: «Вы, именно вы, делали Давиду такое замечание?» И ото всех получил ответы: «Я не делал, но кто-то из девчат, кажется, сказал, что не стоило приходить в таком виде». Однако ссорился Давид не с девчатами, а с парнями, одного из них, Левана Чихладзе, взял за грудки и тряхнул. Почему именно Чихладзе? Этот молодой человек жил в Зугдиди, но каждое лето приезжал сюда к родственникам, считался своим среди местных парней. Он тоже сказал, что замечаний Давиду не делал, что просто ближе других стоял к нему, когда тот вспылил. Алик сидел в стороне и подошел к группе вздорящих в тот момент, когда надо было вмешаться, и он вмешался: обнял Давида за плечи, отвел на несколько шагов, уговаривая не связываться, не обращать внимания, в общем говорил обычные незначащие слова, какие любому приходят в голову, когда он урезонивает пьяного. Кто начал и с чего началась ссора, он не знал.