Длинные руки Крохина отхватили ножом добрый шмат сала, и вместо ожидаемой новости раздалось смачное чавканье.
— Жадна же ваша легавая порода, — усмехнулся Ауров. — Ладно, жри досыта, раз у тебя терпежу нет…
Епимах подошел к окну, предусмотрительно завешенному ватным одеялом, и прислушался. На дворе была глухая тишина.
— Так что же у тебя за новость еще?
— Старого знакомого увидел, Епимах Андреевич, — сказал Крохин, глаза которого маслились от выпитого натощак спирта. — Плетусь вчера с Сухаревки через Лубянку. Дорога вроде короче, и лишний раз взглянуть там не мешает.
— А не боишься, что на крючок попадешь…
— На крючок везде могут подцепить, — протрезвевшим на мгновение голосом возразил Крохин. — Только ведь сидя в дворницкой ничего не разнюхаешь… Иду, значит, а к главному входу в Чека автомобиль подкатил, начальство приехало. Так вот, Епимах Андреевич, личность того начальства мне хорошо известна.
Кто же такой?
— В Ярославле-городе он меня иной раз водил. В картотеке у нас значился под кличкой «Контрольный». Менжинский Вячеслав Рудольфович. И вам человек известный.
Ауров подошел к столу и налил себе спирту.
— Дальше?
— Есть у меня близ Лубянки зацепочка, мужичок с ноготок. Служит там по соседству в заведеньице, подай-прими. Шепнул я, чтобы разведал он о господине Менжинском.
— И что?
— А то, что направили Менжинского в Чека большим начальником. В Особый, сказывает, отдел.
— Не набрехал твой мужичок с ноготок?
— Нет. Врать ему расчета не имеется. Сами прикиньте, Епимах Андреевич. С таких лет господин Менжинский в революционерах ходит, разве станут его рядовым комиссаром держать? На образованных людей у них большая нехватка.
— Пожалуй…
— Во-во! Крепко нам надо опасаться господина Менжинского… Сколько раз он у меня из рук уходил.
— Вроде ты в своих делах был резвый.
— Умственно он перешибал, — признался Крохин. — Помню, такой случай был. Приехал к нам в те времена из Питера один политический. Фамилию запамятовал, а обличье как сейчас помню. Наследил он крепко. Целый хвост за собой из охранного приволок… В Костроме они, голубчики, решили собрание устроить. Туда «гость» поехал, за ним столичные филера отправились, а нам начальство приказало присмотреть, кто из ярославских потянется. Пришел я на пристань, гляжу, а там Контрольный расхаживает. Ага, думаю, ты, господин хороший, в Кострому тоже нацелился. И бочком к кассе пробился… У пристани в ту пору два парохода стояли. Один вверх, на Рыбинск, а второй вниз, в Кострому… Контрольному на второй пароход садиться полагается… То ли приметил он меня, то ли нюх у него был на нас какой-то особый…
— В самый раз для Чека подходит…
— К тому и сказываю, что не может такой человек у Дзержинского на простой должности находиться… Дале, значит, так дело было. Контрольный спрашивает у служителя пристани, когда пароход на Рыбинск отходит? Эка, думаю, незадача… Ладно, решаю себе. Можем мы с тобой и до Рыбинска прокатиться, может, у вас и там сборище намечается. Взошел я чинно-благородно на пароход, по палубе похаживаю, с дамочкой для отвода глаз разговор затеял. А костромской пароход уже гудки дал и чалки убирает. Вот тут у меня промашка и вышла. На минуту я всего и глаза отвел. Не будешь же все время пялиться. В нашем деле такое тоже не полагалось. Оглянулся, а Контрольного уже нет. Я туда-сюда по палубам, а он ровно в воду канул… Потом уж я разобрался, что, когда костромской пароход отваливать стал, Контрольный туда перепрыгнул и укатил на свое собрание… Сильно тогда на меня господин ротмистр гневались… Разве думалось, что все так обернется…
— Что «все»?
— Все, Епимах Андреевич, — потерянно сказал Крохин и понурил сивую голову. — Не могу я себе такую задачку в толк взять…
Сырой блеск глаз Крохина тяжелел, и в зрачках набухало тусклое мерцание.
— Вот растолкуй ты мне, Епимах Андреевич: почему образованный господин, из благородных против законной власти пошел? Да в те времена ему глазом моргнуть, деньгами бы обсыпали. Я бы за ним не слежку вел, а на запяточках ходил, ручки целовал… А теперь вот в Чека служит, на автомобиле разъезжает. Выходит, он умнее нас оказался?
— Он умнее и есть, — ответил Ауров, насторожившись от расспросов.
«Надо уходить», — твердо решил Ауров, выслушав рассказ Крохина. Ему стало тоскливо и страшно в темной дыре со щелястой печкой, с разорванными обоями, за которыми по ночам шуршали голодные тараканы.
Ему вдруг показалось, что и Крохин может предать.