— Попробуем, Артур Христианович, помыслить спокойно и логично, — перебил Менжинский горячую реплику Артузова. — Я почти убежден, что человек, доставлявший шпионскую информацию, контактировался только со Щепкиным. «Дядя Кокка» понимал, какой кус держит в руках. Кадетская болтовня насчет политических устройств не стоит и мизинца по сравнению с ценностью оперативных документов Красной Армии, которые передавались деникинцам.
— Согласен, Вячеслав Рудольфович, однако…
— Выслушайте, прошу покорнейше, меня до конца, а потом будете возражать. Я полностью принимаю мудрость, что истина рождается в споре, и предоставлю вам возможность выложить все контрдоводы… Не мог Щепкин сконтактировать такой ценный источник информации с другим каким-нибудь деятелем «Национального центра», а тем более с другой подпольной организацией.
— Не надо забывать, что кое-кто из заговорщиков ускользнул. Тихомиров, например…
— Тихомирова, видимо, в данном случае надо исключить. Трудно предположить, чтобы кассира организации, который и так посвящен во многие тайны, контактировали как запасную явку на случай провала.
— Тихомирова нет в Москве, Вячеслав Рудольфович, — сказал Артузов. — Ребята все обшарили. Таких помощников приспособили, что в любую щелку пролезут… Помните беспризорника, которого Тихомиров с письмом послал?
— Да, мне Нифонтов рассказывал.
— Прижился у нас парень… Вымыли его ребята, одежду справили, подкормили… С разрешения Феликса Эдмундовича приспособили к отряду охраны, вроде как ординарцем.
— Учиться ему надо.
— Будет учиться… Миллионы ведь сейчас таких. Поглядишь, сердце заходится. Шпанят, воруют, бандиты их к своим рукам прибирают. Зима ведь на носу… Смышленый парнишка оказался этот Кирьяков. Неделю со своими дружками Москву обшаривал, хотел Тихомирова найти… Может, шпион на «Национальный центр» теперь выходить не будет?
— Куда же пойдет?
— Взрыв в Леонтьевском переулке подтверждает, что в Москве действуют и другие контрреволюционные группы. Ведь бомбу кинули на заседании Московского комитета партии, когда Покровский должен был докладывать материалы о «Национальном центре».
— Так. Но истинная причина лежит все-таки в другом. Бомбу бросили в надежде, что на заседании будет присутствовать Владимир Ильич… Двенадцать коммунистов погибло и пятьдесят пять ранено. Если бы к этому еще…
Менжинский махнул рукой, на мгновение замолчал, уставясь в окно построжавшими глазами, и продолжил:
— Нет, Щепкин не мог передать другим источник шпионской информации.
— Из этого следует, что шпион будет искать уцелевших деятелей подпольного «Национального центра»?
— Да, Артур Христианович, он должен поступить так. Попробуем разобраться в его психологическом состоянии после провала Щепкина. Передавая «дяде Кокке» шпионские сведения, он рассчитывал заработать себе капитал, денежный или политический, в данном случае не столь важно. Щепкин арестован, и цепочка связи порвалась. Все усилия шпиона, весь риск теперь могут остаться безрезультатными. Значит, он должен искать дорогу к хозяевам, чтобы не пропала сделанная работа. Передавать новые шпионские сведения он на время, видимо, воздержится. Струсит после такого провала…
— Сидеть в Москве ему сейчас опасно. Вдруг Щепкин «заговорит», — продолжил Артузов мысль Менжинского, — Пожалуй, он сейчас больше всего хочет удрать к своим, а сделать это можно только с помощью кого-нибудь из уцелевших деятелей «Национального центра».
— Но он не знает, кто нами арестован, а кому удалось избежать ареста… Покорнейше прошу, Артур Христианович, не снимать засад на квартирах арестованных главарей «Национального центра».
— Две недели уже ребята сидят. Ворчат, что от безделья скулы сводит. А у меня каждый оперативник на счету. Хоть на части разрывайся. Не хватает людей, Вячеслав Рудольфович. И в засадах надо сидеть, и оперативную работу выполнять, с текучкой возиться.
— Разрывайтесь на части, Артур Христианович, но засад пока не снимайте.
— А если все наши придумки никуда не годятся? Если шпион перетрусил и решил забиться в какую-нибудь московскую дыру?
— Тогда задача будет труднее. Но решать ее придется все равно нам с вами.
— Нам с вами, — без особого энтузиазма согласился Артузов. — Феликсу Эдмундовичу на глаза неловко показываться. Он ждет, а мы ему, кроме логических заключений и теоретических выводов, ничего не можем представить.
Решетов вошел в кабинет с обрадованным лицом.
— Полный порядок, Вячеслав Рудольфович! Проявили профессорскую писанину, — сообщил он и положил на стол шифрованные записи. — Теорией множеств увлекался господин Вилков. От этой печки и танцевал. А остальное уже было делом техники. Как вы здорово подсказали, Вячеслав Рудольфович…