Дзержинский возвратился к столу и продолжил:
— Сотрудники ВЧК расписаны по отделам и должны заниматься определенными делами. Но жизнь часто сбивает наши канцелярские упорядочения… Рядовой налет на квартиру или убийство с целью ограбления может оказаться ниточкой контрреволюционного заговора… Случается и наоборот. Первоначальные материалы заставляют насторожиться, предположить хорошо организованную враждебную группу. На поверку все оказывается элементарнейшей шайкой спекулянтов. Обстановке очень сложная, Вячеслав Рудольфович. К Чека порой примазываются настоящие жулики.
— Значит, Чека — сила, Феликс Эдмундович, — улыбнулся Менжинский. — Жулики — народ практичный. К слабым примазываться не будут.
— Утешительного тут мало. С такими типами мы беспощадно боремся. Думаю, что и дальше будем быстро выявлять и обезвреживать их. Труднее другое — крайне желательно иметь более высокий уровень подготовки чекистов. От них ведь требуется не только умение стрелять и сидеть в засадах.
— Понимаю, Феликс Эдмундович, — посерьезнев, согласился Менжинский. — На Украине мне довелось с одним работничком встретиться. Против десяти бандюг не боялся выйти. Храбрости через край, а вот контрреволюционеров выявлял через кухню…
— Как так «через кухню»?
— Очень просто. «Мне, — говорит, — никакие теории не требуются. Я сразу на кухню при обыске иду. Если у него в кастрюле мясо варилось, значит, он контра, и разговаривать с ним нечего. Наши люди на осьмушке хлеба сидят…»
— Оригинальнейший метод. Что же вы с этим «кухонным теоретиком» сделали?
— Послал командовать эскадроном.
— Правильно… Кастрюли могут и подвести. Вопрос подбора людей один из самых труднейших. Тем более для работы в особых отделах.
— Читал в газете про дела Чудина.
— Да. Бывшего члена коллегии Петроградской Чека за связь со спекулянтами и покровительство им мы расстреляли по приговору военного трибунала, — незнакомо жестким голосом подтвердил Феликс Эдмундович. — Мы никому не позволим предательски нарушать интересы партии и злоупотреблять доверием товарищей. И еще одна деталь, Вячеслав Рудольфович. Особый отдел согласно положению подчиняется наряду с ВЧК и Реввоенсовету республики. Так что в известном смысле придется ходить под двумя начальниками.
— Два стула — самое неудобное сиденье.
— Тут все зависит от сидящего. Не скрою, кое у кого в Реввоенсовете есть повышенное желание командовать Особым отделом. Попадаются, к сожалению, ответственные товарищи с излишним самомнением и амбицией.
— Понимаю, Феликс Эдмундович… Говорят, что самый большой недостаток людей состоит в том, что у них много маленьких недостатков.
— Верно подмечено… К тому же, случается, от должности голова кружится, а это меняет нрав в худшую сторону.
— Когда приступить к работе, Феликс Эдмундович?
— Приступить немедленно… Вот то серьезное дело, о котором я вам упомянул.
Дзержинский пододвинул Вячеславу Рудольфовичу одну из папок, лежащих на столе.
— Ознакомьтесь и подготовьте план операции… Кстати, как у вас с жильем? Нам, правда, частенько здесь на Лубянке в служебных кабинетах проживать приходится. Но все-таки жилье полагается иметь.
— Не беспокойтесь, Феликс Эдмундович… На первое время устроился в «Метрополе», а там будет видно, — ответил Менжинский и прочитал надпись на папке: «Добровольческая армия Московского района».
— Да, Вячеслав Рудольфович, — подтвердил Дзержинский, увидев недоуменный вопрос в глазах собеседника. — Вы полагали, что «Добровольческая армия» имеется только у генерала Деникина? А она и в Москве завелась…
— Как же так?
— Познакомитесь с материалами и станет ясно. Готовят удар в спину. Поговорите с Артузовым. Артур Христианович у нас конкретно занимается этим делом. Подумайте и приходите с ним ко мне… с предложениями по плану операции.
ГЛАВА III
Первые материалы в папке относились к давним временам.
В июне девятнадцатого года красноармейский секрет, затаившийся под Лугой в путанице молодого осинника, заметил человека в солдатской шинели. Осторожно осматриваясь по сторонам, он крался в зыбком предутреннем тумане к кочковатому болоту, за которым находились позиции белых.
На приказ остановиться неизвестный напрямик кинулся к болоту.
— Ах ты, шкура! — зло сказал дозорный и, привычно поймав глазом мушку, плавно нажал спуск.
У убитого нашли зашитые в подкладку пиджака документы на имя поручика Никитенко и серебряный портсигар, набитый папиросами.
— Такую дорогу прошел, а папироски ни одной не искурил, — удивился работник Особого отдела, рассматривая портсигар. — Берег, выходит, папиросочки. А почему берег — есть вопрос?
— Может, некурящий?
— Некурящему папиросы носить незачем. А он курящий… Гляди, как пальцы зажелтели. Небось у нас махру палил…
Тщательный осмотр позволил обнаружить в одной из папирос туго скатанную записку.
Работник Особого отдела осторожно развернул прозрачную бумагу.
— Да тут целое послание…
«Генералу Родзянко или полковнику С. При вступлении в Петроградскую губернию вверенных вам войск могут выйти ошибки, и тогда пострадают лица, секретно оказывающие нам большую помощь…»
— Слышь, комиссар, какие заботливые!.. Чтобы своих не трогали…
«Во избежание подобных ошибок просим вас: не найдете ли вы возможным выработать свой пароль. Предлагаем следующее: кто в какой-либо форме или фразе скажет слова «во что бы то ни стало» или слово «Вик» и в то же время дотронется рукой до правого уха, тот будет известен нам, и, до применения к нему наказания, не откажитесь снестись со мной. Я известен господину Карташову, у которого обо мне можете предварительно справиться».
— Подписано «Вик»… Серьезное письмо, комиссар…
— «Вик», что это такое? Человек или контрреволюционная шайка?
— Ясно, шайка, раз друг другу письма пишут. Генерал Родзянко — личность известная… Нашего ума тут не хватит, комиссар. Писулю нужно срочно доставить в Чека. Видать, большая контра в Питере окопалась. Сидит, своего часа дожидается.
Через месяц чекистам снова попало письмо с таинственной подписью «Вик». При попытке перейти финскую границу были арестованы начальник Сестрорецкого пограничного пункта Самойлов и сотрудник того же пункта Боровой, изменившие Советской власти. При задержании Боровой пытался выбросить в кусты пакет. В пакете оказались документы и карты дислокации частей Красной Армии под Петроградом, а также письмо, адресованное «Дорогим друзьям». В письме сообщалось о контрреволюционных организациях, работающих подпольно в Петрограде.
«Здесь работают в контакте три политические организации. В «Нац» все прежние люди… Все пока живы, и поддерживаем бодрость в других… Со смертью Гениосова и израсходованием средств прекратилась наша связь с остатками военно-осведомительной организации. Москва нам должна за три месяца. Астров и Мосева говорят о каком-то миллионе… Просил экстренным порядком все выяснить нам и, если можно, немедленно препроводить деньги, иначе работа станет…»
Вячеслав Рудольфович перелистал несколько оперативных документов и нашел протоколы допросов Борового. Пойманный с поличным, он признался:
— Найденный пакет получен мною для передачи от владельца патентной фирмы «Фосс и Штейнингер» петроградского инженера Вильгельма Ивановича Штейнингера…
— «Вик» — это его кличка?
— Точно не знаю, но полагаю, что так. Штейнингер не любит посвящать в подробности. Мне было поручено доставить пакет в Финляндию.
Чекисты арестовали Штейнингера. При обыске в квартире нашли антисоветские воззвания и письмо Никольского, одного из видных кадетских лидеров, занимающихся политической работой при штабе генерала Юденича.