— Не думаю, — возразил Феликс Эдмундович. — Мы проверили и установили, что подобного рода сведениями Миллер и Сучков по служебному положению не могли располагать. Возможно, они могли быть с кем-то связаны. Но тогда возникает вопрос, зачем требовалось от Миллера и Сучкова эти сведения направлять Щепкину? Такой товар предпочитают из рук не выпускать, он денег стоит. Да и лишнее звено передачи тоже ни к чему было устраивать. Нет, Щепкин получал эти сведения от человека, непосредственно связанного с ним…
— Абсолютно согласен с вами, Феликс Эдмундович… Щепкин старается сейчас спасти на допросах источник получения шпионских сведений. Поэтому он так и упорно молчит.
— Говорит, Вячеслав Рудольфович, — усмехнулся Дзержинский. — Наши товарищи уже от него выслушали со всеми подробностями историю партии кадетов, ее прогрессивную роль в Государственной думе. И про то, как царь их обижал, несчастненьких. От обвинения в шпионаже Щепкин открещивается руками и ногами. Старается свести дело к тому, что он просто общественный деятель старого режима и страдает за собственные политические заблуждения. Делает ставку на то, что бумаги найдены не в его квартире, а на дворе дома. Что предлагаете делать с Кудеяром?
— Его надо арестовать вместе с Миллером, чтобы не расшифровывать. Кудеяру доверяют, и я полагаю, что он может продолжить начатую нами игру.
— Согласен… Есть вопросы и уточнения к плану ликвидации «Национального центра»?
Феликс Эдмундович встал за столом. Худощавый, с серым от постоянного недосыпания и колоссального напряжения лицом.
— Оперативный план утверждается. Особое внимание прошу обратить на необходимость выявления источника шпионской информации. Работа Особого отдела, естественно, должна быть максимально активизирована… Конечно, товарищи из оперативного отдела сделают все возможное, чтобы помочь. Однако главная задача в этой части возлагается персонально на вас, Вячеслав Рудольфович… — Дзержинский на мгновение замолчал, покосился на Артузова и добавил: — И на Артура Христиановича тоже…
— Поможем товарищу Менжинскому, — откликнулся Артузов.
ГЛАВА VI
В ночь с девятнадцатого на двадцатое сентября оперативные группы, отряды войск ВЧК и части ЧОН сосредоточились на сборных пунктах.
В кабинете Дзержинского собрались руководители операции. Немногословный, деловито собранный Менжинский, хмурый Аванесов и начальник Особого отдела Московской ЧК Евдокимов.
— Кто у нас следующий? — спросил Феликс Эдмундович.
— Фомин… Идет к Алферову.
— Правильно… Фомин умеет дело делать без лишнего шума. Пригласите его.
В кабинет вошел Фомин. Остролицый, с большими внимательными глазами, сосредоточенно глядевшими из-под строгих бровей. Воротник гимнастерки был великоват для худой шеи.
— Прошу получить ордер, товарищ Фомин, — тихим голосом сказал Вячеслав Рудольфович, протягивая вошедшему бумагу, подписанную председателем ВЧК. — На арест и обыск… Обыск произведите самым тщательным образом. Особое внимание обратите на письма, записи и всякого рода заметки. Они могут оказаться чрезвычайно важными. Не упустите из внимания ни одного написанного слова… Вы понимаете меня?
— Понимаю, товарищ Менжинский, — ответил Фомин и чуть прищурился. — Как не понять!
Опытный работник ВЧК, прошедший суровую жизненную школу, Фомин с внутренней улыбкой воспринимал тихие слова штатского человека в пенсне с золотыми ободками. На чекистской работе Фомин, как говорится, собаку съел, а его наставляет человек, который в ВЧК без году неделя. Арестов и обысков Фомин провел не один десяток. Уж как-нибудь сообразит, что ему делать и где смотреть.
— Да, товарищ Фомин, ко всяким записям на сей раз проявите особое внимание, — сказал Дзержинский.
Фомин смутился. Зеленовато-серые глаза Феликса Эдмундовича, казалось, обладали способностью читать в душе, что думают в данный момент подчиненные.
— Ясно, Феликс Эдмундович, — торопливее, чем следовало, откликнулся Фомин. — Сам буду смотреть и ребятам строго-настрого накажу… Ничего не упустим.
— Не имеем права упустить, товарищ Фомин, — заговорил Менжинский. — По всем данным, Алферов у них важная птица… Знает много и потому представляет для нас особую ценность… Прошу покорнейше обойтись без стрельбы.
— Есть, обойтись без стрельбы.
— И осторожность… Учтите, товарищ Фомин, заяц всегда выскакивает там, где его меньше всего ожидаешь.