— Скажу… Все скажу! Чистосердечно! — торопливо выкрикнул Роменский и согнулся, словно его внезапно ударили в живот. Плечи его затряслись в нервной истерике.
— О боже! Если они узнают, они убьют меня, — сквозь всхлипывания бормотал он. — У них везде свои люди… Они меня найдут и прикончат. В тюрьме найдут, в лагере… Не надо!.. Я жить хочу!.. Жи-ить!
— Прекратите истерику, Роменский… Ваши показания обещаем сохранить в тайне.
Загнанный в угол уликами и фактами, Роменский каялся с лихорадочной поспешностью и старанием, суетливо перескакивая с одного на другое, мешая главное и второстепенное. Он хотел заработать жизнь.
— От кого вы получали материалы с секретными данными?
— От члена Военно-законодательного совета бывшего генерала Маковского и от генерала Бабикова… В августе Бабикова назначили помощником управляющего делами Реввоенсовета. Я ему сказал, что в недалеком будущем в Москве состоится вооруженное выступление наших людей… Вскоре после нашего разговора он передал мне сведения об армиях, найденные при обыске у Щепкина. Ко мне также приезжал бывший офицер Слесаренко за помощью для генерала Стогова…
— Того самого Стогова, которого Троцкий своей властью освободил из концлагеря?
— Да… Стогов скрывается сейчас на станции Сходня под фамилией Семенова. От Бабикова сведения мне передавала Лебедева… Она заведует журнальной частью в Военно-законодательном совете. Голунский тоже передавал…
Роменский называл все новые и новые фамилии.
Не доезжая Брянска, спрыгнули с площадки облепленного людьми эшелона.
— Теперь пешком, — сказал Ауров. — Напрямик недалеко. Под вечер в самый раз придем, чтобы лишним людям глаза не мозолить.
Шли след в след малохоженой тропой, вьющейся в путанице дурной ольхи и обомшелого угрюмого ельника.
Широкая спина Аурова с мешочной котомкой, где лежал заветный саквояжик, маячила в двух метрах перед глазами Крохина. Фаддей Миронович ощущал под ватником тугую тяжесть нагана, и взгляд его сам по себе застывал на Аурове.
Там, где на спине угадывалась левая лопатка. Взять чуть пониже — и наповал…
Перебравшись через хлипкие мосточки, кинутые на тропе у торфяной бочажины, Епимах остановился, поджидая попутчика. Непривычный к лесным дорогам, Крохин неловко одолевал гнилые скользкие жерди.
— Поспевай, Фаддей Миронович… Ну, еще немного… Теперь руку давай!
Крохин протянул руку, и жесткие пальцы Дурова тисками охватили запястье. Прежде чем филер успел сообразить, короткий удар по голове погасил свет в глазах и свалил в бочажину. Епимах Ауров не спеша прицелился в волосатый затылок филера и спустил курок.
— Вот так, Фаддей, не жалей лаптей, — сказал Ауров. — Саквояжик мой тебе не по зубам. И ты мне тоже стал не с руки… Лишний рот. Попался бы ненароком комиссарам, продал бы меня с потрохами, Фаддеюшка. Такая уж ваша легавая порода.
Торфяная бочажина сомкнулась с утробным всхлипом, поглотив свою добычу.
Епимах Ауров пошел по тропе обратно. Надежное место, о котором он говорил Крохину, было под Серпуховом.
— Выяснили, в какую дорогу Роменский собирал чемоданы? — спросил Дзержинский.
— Хотел перейти через фронт к Деникину. Через некую Веру Ивановну Герц Роменский познакомился с ее мужем, командиром полка на Тульском направлении. Герц связан с «Национальным центром» и полковником Хартулари. Через участок полка переходили фронт не только лазутчики и шпионы, но и многие бывшие офицеры, завербованные деникинцами… Роменский сообщил нам пароли для перехода. На Северном фронте — «Северная Двина — Волга», на деникинском — «Дон — Кубань». Здесь дело серьезное. Роменский не зря упирает на то, что сообщенные им пароли — самое главное его показание… У меня возникает одно предложение, Феликс Эдмундович. Пока, естественно, только в общих чертах. Мы можем использовать эти пароли…
— Посылать под видом офицеров наших людей? — отрывисто спросил Дзержинский и задумчиво пробарабанил по столу длинными пальцами. — Заманчиво, но опасно. Тут надо все тщательно обдумать… Пароль к Герцу известен?
— Да, числовой. «Семьдесят семь» — пропуск, «Тридцать семь» — отзыв. Герц должен был дать Роменскому документы красноармейца и обеспечить беспрепятственный переход линии фронта.
— Предатель!.. Немедленно арестовать!
— Уже послан приказ… За линией фронта Роменский должен был явиться к деятелям деникинского правительства Астрову или Лукомскому и сказать им: «Я от Бабикова»..
Менжинский доложил о выявленных предателях и шпионах и добавил: