Во-вторых, Глагли утверждает: мир состоит из двух основных элементов — жира и щелочи, которые являются единственными элементами вообще и существуют вечно; мир сформировался из них механическим путем, а следовательно, не может быть ни другого пути, ни тел, не состоящих из жира и щелочей. Ему возражали: не только жир и щелочь, но и глицерин и вода являются элементами; они ни в коем случае не могли сами по себе приобрести форму шара; тем более что в древнейшей летописи «мыслящих» сказано: «Мир возник посредством выдувания изо рта великана, имя которому — Ридипуди».
В-третьих, Глагли учил: «Этот мир — не единственный из миров. Имеется бесконечное количество иных миров, каждый из которых является пустым шаром из жира и щелочей, свободно парящих в воздухе. На них тоже живут мыслящие существа». Этот тезис был сочтен не только ошибочным, но и угрожающим устоям государства. Ему возражали следующим образом: «Существуй иные, неведомые нам миры, они находились бы под властью «повелителя мыслящих». А между тем в конституции записано:
«Если кто-нибудь заявит, будто есть нечто не подчиняющееся «повелителю мыслящих», того следует кипятить в глицерине, пока он не размягчится». На собрании поднялся Глагли; защищаясь, он особенно упирал на тот факт, что учение о плотности мира противоречит тому, что его «кто-то выдул». Он вопрошал: где же стоял этот великан Ридипуди, если нет никаких других миров? Академики старой школы, несмотря на всю свою ученость, не смогли опровергнуть этого тезиса, а Глагли отстоял первые два пункта, подвергшиеся критике. Но третий — третий навлек на него подозрения. Политическая одиозность его была настолько очевидна, что даже друзья Глагли не осмеливались вступиться за него, ибо утверждение, будто возможно существование иных миров, рассматривалось как антигосударственное и антинациональное. А так как Глагли отнюдь не желал отказываться от своих положений, то большинство членов академии высказывалось против него, и злейшие враги Глагли уже принялись подтаскивать котел с глицерином, чтобы покипятить его, пока он не размягчится.
Слушая все эти беспочвенные выступления «за» и «против» и будучи убежден, что нахожусь на поверхности мыльного пузыря, который пущен моим сыном в сад секунд шесть назад при помощи соломинки, я понял, что в споре, где обе стороны отстаивают неверные позиции, это может стоить жизни существу честному и думающему. Как-никак «размягчение» у сапонийцев представляет опасность для жизни — я не смог более сдерживаться, вскочил с места и попросил слова.
— Не делай глупостей, — прошептал Вендель, пробившись ко мне. — Договоришься до беды! Все равно им не понять. Вот увидишь! Умолкни!
Но, не послушавшись его, я начал:
— Уважаемые господа «мыслящие»! Позвольте мне сделать несколько замечаний, поскольку я действительно в состоянии дать некоторые сведения о происхождении вашего мира.
Немедленно все недовольно возроптали: «Что-что? Как? «Вашего» мира? А у вас что — другой? Слушайте, слушайте! Это варвар, это дикарь! Ему, видите, известно, как возникло мирозданье!»
— Как возникло мирозданье, — подхватил я последние слова, возвысив голос, — не может знать никто, ни я, ни вы. Ибо вы, «мыслящие», подобно нам обоим, всего лишь мельчайшие песчинки бесконечного духа, заключенного в бесконечном количестве образов. Но как возник исчезающий кусочек мира, где мы находимся, я могу вам сказать! Ваш мир действительно внутри наполнен воздухом, и поверхность его не толще, чем утверждает господин Глагли. Как ни прискорбно, однажды он лопнет, но до этого пройдут еще миллионы лет. (Громкие крики «браво» со скамеек глаглийцев.) Верно и то, что существует еще множество обитаемых миров, только это не пустые внутри шары, а в миллионы раз большие по объему сплошные массы, где живут существа, подобные мне. А жир и щелочь не только не единственные элементы, но и вообще не элементы, это сложные вещества, которые лишь волей случая играют столь избранную роль в вашем мыльнопузырном мире.
— Мыльнопузырный мир? — буря недовольства со всех сторон.
— Да, — крикнул я мужественно, не обращая внимания на щипки и толчки Венделя, — да, ваш мир не что иное, как мыльный пузырь, который мой сын выдул при помощи соломинки, и этот мир может быть раздавлен пальцем ребенка нашей планеты в любую секунду… И разумеется, по сравнению с вашим миром мой сын — великан…
— Неслыханно! Он — пузыреман! Безумец! — Крики становились все враждебнее, и вот уже чернильницы полетели в мою голову. — Он спятил! Наш мир — мыльный пузырь?! Наш мир выдул его сын?! Он выдает себя за отца творца мирозданья! Забросаем его камнями, размягчим его!