Это похожее на птицу создание мужественно сражалось, нанося мощные удары своим восемнадцатидюймовым клювом. Наконец-то я увидел, что было на кончиках этих черных рук.
Жарвис даже вздрогнул.
— Но окончательное решение я принял, когда увидел на шее похожего на птицу существа черную сумку. Значит, оно разумное или домашнее, подумал я, снял пистолет и выстрелил в его противника. Я увидел судорожные движения щупалец, черная тварь чем-то брызгала вокруг, а затем с отвратительным скрежетом убралась через отверстие к поверхности. Спасенное мною существо издало торжествующий крик, повертелось на своих похожих на палки ногах и внезапно повернулось ко мне. Я держал автомат наготове, и оба мы пялили глаза друг на друга.
Марсианин походил на птицу лишь с первого взгляда. Правда, у него было что-то вроде клюва и пара каких-то покрытых перьями отростков, но то, что казалось клювом, было чем-то средним между клювом и хоботом. Он был гибким, и я заметил, как его кончик медленно двигался из стороны в сторону. У марсианина были четырехпалые ноги и руки, если их можно так назвать, и маленькое круглое туловище. На длинной шее возвышалась маленькая голова. Голова, естественно, заканчивалась клювом. Он был выше меня на несколько дюймов. Ведь Патц его видел.
— Да, я его видел, — кивнул инженер.
— Итак, мы пялили глаза друг на друга, — продолжал Жарвис. — Наконец это существо защелкало, защебетало и протянуло мне руки. Я принял это за жест дружбы.
— Не потому ли, что это создание, — сказал Гаррисон, — обратило внимание на твой нос и заметило определенное сходство с собой.
— Хорошо тебе насмехаться! Я убрал автомат. Марсианин подошел ко мне, и мы стали товарищами.
Я отыскал место у подножия скал, где было чуть потеплее, и начал собирать высохшие марсианские растения. Мой спутник понял меня и притащил целую охапку. Я вынул из кармана спички, но он покопался в своей сумке и вытащил нечто похожее на тлеющий уголек. Не успел он им прикоснуться к хворосту, как огонь запылал — а вы-то знаете, каких усилий нам стоит зажечь огонь в этой разреженной атмосфере. Его сумка, — продолжал рассказчик, — была явно фабричного изготовления, а не какой-нибудь там ручной работы. Притронешься к одному концу — она тотчас откроется, притронешься к середине — она замкнется и так плотно, что не заметишь никакого замка. Куда лучше нашей застежки-«молнии».
Греясь у костра, я решил поближе познакомиться с марсианским жителем. Показал ему на себя и сказал: «Дик». Он сразу понял, протянул свою костлявую лапу и повторил: «Дик». Затем я показал на него, и он произнес звуки, которые я обозначил как Твил, но его произношение воспроизвести невозможно. Мы поняли друг друга; я еще раз повторил «Дик», затем показал на него и сказал: «Твил».
В ответ он что-то прощебетал — какое-то подобие отрицания, и произнес нечто похожее на «Прут» и затем еще множество разных звуков!
Но я называл его Твилом, и, казалось, ему это нравилось.
Твил наконец запомнил несколько слов, и это было большим достижением. А его речь я вовсе не мог понять, то ли потому, что не улавливал связи слов, то ли мыслили мы по-разному — вернее, я думаю, второе. Наконец я отказался от языковедческих попыток и решил заняться счетом. Я показал ему на камушках, что дважды два — четыре. Твил сразу понял и показал мне, что три и три будет шесть. Мы сделали еще шаг вперед.
— Поскольку, я теперь установил, что Твил прошел по меньшей мере начальную школу, я нарисовал на песке кружок, означающий Солнце, показал на него и в сторону запада. Затем нарисовал Меркурий, Венеру, нашу праматерь Землю и Марс, обвел широким жестом, вокруг, показывая, что мы на Марсе. Таким способом я хотел навести его на мысль, что моя родина — Земля. Твил тотчас же понял чертеж… Он наклонил над ним свой клюв, с щебетанием добавил к Марсу Фобоса и Деймоса, а к Земле — Луну!
Представляете? Это означало, что соплеменники Твила употребляют телескопы, что они цивилизованные!
— Ничуть не бывало! — возразил Гаррисон. — Луна отсюда видна как звезда пятой величины. Они могут наблюдать за ее движением и невооруженным глазом.
— Это относится только к Луне! — проговорил Жарвис. Ты не понял моего доказательства: Меркурий-то ведь невидим? А Твил знал о Меркурии, ведь он показан Луну не со второй, а с третьей планетой! Если бы он не знал о Меркурии, то считал бы Землю второй, а Марс — третьей планетой, а не четвертой. Не так ли? Все шло гладко, мои объяснения продолжались, и, надеясь, что он поймет мою мысль, я указал на чертеже Землю, затем показал опять на себя и на Землю, которая ярко синела на западной стороне небосклона.