Александр Геренский громко закашлялся. Слова жены, рассказывающей о своем муже, ошеломили его.
— Что вы знаете о приглашенных сюда в пятницу?
— Об одних больше, о других меньше, о третьих почти ничего. Паликарова, Дамяна Жилкова и эту… Бебу знаю давно. Беба была официальной любовницей моего мужа.
— Официальной?
— Были и другие. У него их хоть пруд пруди. Вся его компания только и знала, что охотиться за девицами. Познакомятся, на машине покатают, потом дарят тряпочку заморскую, потом подпаивают, ну и… Так и переходит, дуреха, от одного к другому, пока им не надоест. Последние месяцы с ними Мими путалась. Другая, Лени, — новенькая, но будьте покойны, и ее пустили бы по кругу.
— И Средков раньше участвовал в этих… развлечениях?
— Средкова я не знаю. Однако могу поклясться, что, если Георгий его пригласил, значит, и тут пахло барышом.
— Странно, — протянул Геренский. — Что могло связывать таких разных людей? Почему их как магнитом тянуло к вашему покойному супругу?
— Все они ели из его кормушки, вот и тянуло.
— Остается спросить, как скромный бухгалтер мог построить, например, такую дачу?
— Очевидно, вас плохо информировали… И дача, и машина, и все эти дорогие побрякушки принадлежат мне.
— Вам? — в один голос спросили капитан и подполковник.
— Мне. Все это я приобрела на деньги, присылаемые моими родственниками из-за границы. Не удивляйтесь. Мой отец, Генрих Иванович Пфалцгамер, служил хорунжим в армии барона Врангеля. У отца было четыре брата и сестра. После революции в России они разъехались по всему свету — во Францию, в Америку, в Канаду. За полвека они или их дети стали людьми весьма состоятельными, а некоторые даже миллионерами. Чему ж удивляться, если они помогают бедным родственникам в Болгарии?.. Между прочим, вам ничего не стоит проверить, сколько я получила от них. Единственный остаток бывшего величия Даракчиева — огромная квартира в Софии. Остальное мое.
— Да-а, кое-что начинает выясняться, — сказал Геренский. — Но не полностью. Ваш отец до конца своих дней был мелким торговцем. Почему богатые родственники обрекли его на прозябание, а только после его смерти раскошелились?.
— Пфалцгамеры — народ безжалостный, упрямый, суровый. Не люди, а камни. Судите сами: когда отец заболел острым ревматизмом и не мог больше стоять за прилавком, он попросил у них помощи. И как вы думаете, что они прислали? Несколько поношенных костюмов и старое белье! Вот какие родственники…
— И все же, почему они раскошелились?
— Восемь лет назад мой муж поехал на экскурсию во Францию и там встретился с моими родственниками. Чем он их очаровал, не знаю. Но с той поры все переменилось. Золотой дождь буквально захлестнул нас.
— Они платили ему за хорошие манеры?
— Понимаю вас. Конечно, денежки оттуда текли не просто так.
Геренский и Смилов переглянулись, и она это заметила.
— Должна вас предупредить: не думайте о шпионаже. Мой муж был слишком умен и хитер, чтобы позволить завербовать себя в шпионы. Он и без этого ворочал деньгами, которые другим и не снились. Не спрашивайте как — не знаю. Какие-нибудь аферы, махинации, купля-продажа.
— Аферы по работе? — спросил Смилов.
— Исключено. Он не из тех мошенников, что лезут в государственный карман за двадцаткой. Повторяю, он ворочал тысячами. А Паликаров и весь остальной сброд ему помогали. За приличное вознаграждение.
Даракчиева замолчала, рассматривая маникюр. Смилов что-то записывал в своем блокноте. Геренский задумчиво постукивал по столику зажигалкой.
— В конце концов, эти подробности имеют для нас второстепенное значение, — сказал подполковник. — Вернусь к началу нашей беседы. Считаете ли вы, что кто-нибудь из их компании был заинтересован в смерти вашего мужа?
— И да, и нет. Я вам уже говорила о всеобщей ненависти к этому деспоту. Чем ближе были к нему люди, тем больше его ненавидели. Но убить? Сомневаюсь. По-моему, убийца должен быть обязательно личностью, а они все безлики. Жилков дурак. Напившись, он способен прикончить любого, но для тщательно обдуманного убийства он не годится. Боби Паликаров бездельник и подлец, но его оружие — интрига, клевета. Коста Даргов — рогоносец и подхалим. Даракчиев унижал его как хотел. Беба… Да, Беба отличается от других. Как и я. В сущности, только Беба и я могли бы совершить подобное убийство: она из-за ревности, а я — если бы Георгий не был отцом моего сына…