Ур пожал плечами.
Там, в лесу, его внезапно охватило ощущение засады. Почудились ли ему шаги где-то сбоку, чей-то шепот, чье-то тайное присутствие? Он вскинул фонарик. Там, где свет его иссякал, погружаясь в ночную темень, колыхались кусты. И будто бы удаляющиеся быстрые шаги… Что это было? Игра воображения? Возня лемуров? Он стоял некоторое время, прислушиваясь. Четыре прыгающих светлячка — фонарики его спутников — удалялись; удалялся и затихал хриплый голос Турильера. Тревога не отпускала Ура. И он погасил свой фонарик и пошел, все более ускоряя шаг и напряженно вглядываясь в тропинку, слабо белевшую во тьме. Ни о чем больше не думая, пошел обратно. Он слышал крики. Кажется, звали его, Ура. Но голос внутренней тревоги все заглушал и гнал, гнал его поскорее из лесу…
Обо всем этом, однако, он не мог рассказать никому. Даже Нонне.
— Ур, — сказала она, — я просто не могу видеть тебя таким мрачным. Иногда мне кажется, что ты болен… не могу понять, что с тобой происходит… Тебе плохо с нами?
— Нет. — Теперь его взгляд прояснился. — Но я вам только мешаю.
— Не смей так… Ничего подобного! Валерка сгоряча тебе наговорил. Просто мы очень встревожились, когда ты исчез…
— Я мешаю, — повторил он с затаенной горечью. — Я ведь вижу… тебе приятно и весело с Шамоном, а я только порчу тебе настроение.
— При чем тут Шамон? — изумилась Нонна.
— Он танцует с тобой… ухаживает…
— Ур! — Нонна не верила своим ушам. — И это говоришь мне ты? Ты?
— Кто же еще? — ответил он с обычной своей добросовестностью. — Здесь никого больше нет.
Господи, он ревнует! Нонна поднялась, будто подброшенная приливной коморской волной. Ур тоже встал. Высоко поднятые брови придавали его лицу страдальческое выражение.
— Кажется, придется выяснить отношения, — сказала Нонна, глядя ему прямо в глаза. — Ну вот… как, по-твоему, я к тебе отношусь?
— Ты относилась ко мне очень хорошо. И в Москве, и раньше. А теперь я не знаю, как ты ко мне относишься. По-моему, тебе со мной скучно, потому что…
— У вас на Эйре все такие? — прервала его Нонна. — Ты ребенок, Ур. Надо быть таким набитым дураком, таким олухом, незрячим младенчиком, как ты, чтобы не видеть… чтобы не видеть, что я тебя люблю.
— Нонна! — вскричал он.
— Что «Нонна»? Что «Нонна»? — лихорадочно продолжала она, стискивая руки. — Мучение ты мое! Не должна, не должна — понимаешь ты это? — не должна женщина первой признаваться в любви, не должна даже тогда, когда перед ней бесчувственный чурбан…
— Нонна… — Ур шагнул к ней, осторожно взял за плечи, глаза у него сияли. — Еще, еще ругай меня.
Она заколотила кулаками по его груди.
— Надо быть человеком, понимаешь ты это? Человеком, а не пришельцем безмозглым, не истуканом месопотамским…
— Буду, буду человеком…
Ур с нежностью погладил ее по голове.
— О-ох! — Нонна взяла его руку, прижала к мокрой от слез щеке.
В порту Сен-Дени на острове Реюньон Ур отказался сойти на берег.
— Да ты что? — удивился Валерий. — Посмотри, какая красотища тут. Пожалеешь, Ур!
Реюньон и верно был красив в зеленом убранстве тропических лесов. Пальмовые рощи словно сбегали с холмов, чтобы поглядеться в синюю воду. Дальше громоздились горы, их венчал вулкан Питон-де-Неж.
— Действительно, — сказала Нонна, испытующе глядя на Ура, — почему ты решил остаться на судне?
— Не хочется мне на берег, Нонна…
— Дело твое. Пошли, Валера.
Они поднялись по сходне на высокую стенку причала и в сопровождении Шамона и Мюло направились в город, будто срисованный с рекламного туристского плаката. Русто и Мальбранш ушли раньше — у них были свои дела в порту.
Некоторое время Ур стоял на баке, глядя, как швартуется по соседству промысловое судно — небольшой траулер с коротышкой трубой и непонятным вылинявшим флагом.
— Мосье Ур…
Ур обернулся и увидел улыбающееся лицо Франсуа.
— Мосье Ур, если хотите, я останусь за вас на судне, а вы…
— Нет, Франсуа. Вы идите гуляйте. Купите для своего дядюшки открытки с видами..
— Ладно, мосье Ур. Если вам захочется пить, кока-кола в холодильнике в кают-компании.
Ур прихватил бутылку кока-колы и пошел в свою каюту, лег на койку, закинув руки за голову. За открытым иллюминатором плескалась вода, солнечные зайчики бродили по каюте. Доносились с верхней палубы голоса Армана и Жоржа.
«Все нормально, все хорошо, — сказал себе Ур. — Один ты маешься, сам себе не даешь покоя…»
Он сел к столу и, отстегнув клапан, вытащил из заднего кармана свой блокнот. Нажал кнопку, и пленка плавно пошла, перематываясь с катушки на катушку. Стоп. Ур надолго задумался.