— Да-а…
— Подсудимые просто-напросто замораживаются. Очень гуманно и экономично. Восемнадцать квадратных футов площади и полкиловатта в сутки.
— А потом?
— Если мы выиграем дело в апелляционном суде, вас разморозят, пожмут вам руку и отпустят домой.
— А если проиграем?
— После приговора, а он в таких случаях, как ваш, то есть предумышленное убийство, допускает только два варианта: смерть или полная переделка, вы сами выбираете форму наказания и даете подписку. Если вы выбираете смерть, то после отказа апелляционного суда вы тихо и незаметно для себя переселяетесь в мир иной. Когда-то для казни включали ток на электрическом стуле. Теперь его выключат. Ежели вы выбрали полную переделку, вас, не приводя в сознание, подвергают так называемой психокорректировке, размораживают, проверяют и отпускают домой.
— А какова статистика? Выбирает ли кто-нибудь смерть?
— Вы не поверите, мистер Гереро, если я вам скажу, что около шестидесяти процентов подсудимых, приговоренных к смерти или полной переделке, предпочитают смерть.
— Почему?
— Вы когда-нибудь видели измененных?
— Н-нет, не думаю…
— Вообще-то, строго говоря, они остаются теми же людьми. Допустим, вы подвергаетесь полной переделке. Вы остаетесь тем же Лансом Гереро, вы знаете, что вы Ланс Гереро, узнаете всех друзей и знакомых, помните свою предыдущую жизнь. Но вы начисто лишены агрессивности, вы не можете никому причинить зла, вы даже не можете соврать. Есть ли место для такого человека в нашей системе? Ведь он как святой, а святые как-то неважно вписываются в частнопредпринимательское соревновательное общество…
Мне было стыдно за себя, но я ничего не мог поделать. Я испытывал удовольствие, глядя, как с Ланса Гереро, словно шелуха с луковицы, сшелушиваются все новые и новые слои, обнажая его испуганное, человеческое естество.
Глава 3
— Гизела, — сказал я, входя в контору, — как вы думаете, чем я собираюсь сейчас заняться?
Секретарша внимательно посмотрела на меня.
— Неужели все-таки дело? — недоверчиво спросила она.
— Дело — это пустяки. Главное, я сейчас сяду за свой старый, добрый стол и…
— Уснете, как обычно? — Гизела была воплощенной невинностью. Я даже не мог рассердиться на недостаток чинопочитания.
— Нет. Я возьму ручку и выпишу чек на ваше имя. Зарплата за три месяца.
— Большое спасибо, мистер Рондол. Вы спасаете меня от голодной смерти.
Я посмотрел на Гизелу. Время от времени она сообщала мне, что твердо решила худеть. После этого она в течение нескольких дней все время что-то грызла за стенкой, звякала ложечкой о стакан и через неделю с изумлением обнаруживала, что не только не похудела, но даже поправилась. Сейчас, судя по цвету лица и по тому, как обтягивало ее зеленое платье, Гизела только закончила очередную попытку похудеть. Впрочем, полнота шла ей.
— Но, Гизела, — строго сказал я, — не думайте, что я плачу вам деньги зря. Найдите-ка мне вечернюю газету за девятнадцатое сентября, утренние за двадцатое, двадцать первое, телепленки с последними известиями за девятнадцатое, двадцатое и двадцать первое.
Я прошел в свою комнатку, уселся в кресло и посмотрел на блондинку с голодными глазами, Она все с таким же вожделением смотрела на масло для загара. Может быть, чуточку более страстно, чем утром.
Интересно, как я буду защищать этого бородатого игрушечника? Если бы он признался мне в убийстве, тогда хоть можно было бы думать: состояние аффекта, самозащита, шантаж с ее стороны… Банальная, но обычно довольно эффективная тактика защиты. Далеко не молодой бизнесмен, респектабельный член общества, пылко, со всей силой неизрасходованной нежности и страсти полюбил молоденькую девушку. Он принес ей свое сердце, свои чувства, свою открытую, наивную душу… Гм, наивная душа бизнесмена — прекрасно звучит… А она, эта юная расчетливая хищница, опутывает его, требуя денег, денег, денег. Ее оружие — молодость. Она пользуется им, как опытный фехтовальщик шпагой. Она для него все — жизнь, любовь, страсть. Он не жалеет для нее ничего. Он готов на все, он забывает обо всем на свете. Все, что у него было, он бросил к ногам улыбающейся хищницы, молодого вампира, высосавшего его досуха.
И вот, когда он, опустошенный и разоренный, стоит в последний раз перед ней на коленях, она заявляет ему, что его акции упали до нуля. Оскорбленный в самых своих лучших чувствах, доведенный до отчаяния страстью, он выхватывает из пиджака бумажник и с силой швыряет его в недостойную. Даже пустой бумажник бизнесмена, увы, достаточно тяжел. Удар пришелся в висок. Она упала, успев лишь, прошептать: ах, как ты был прав, Ланс, когда говорил, чтобы я не думала о твоем бумажнике…