— Что, пришли? — спросил Бугаев.
— Да, но видите ли…
— Да открывайте вы свою квартиру, я отвернусь! — Бугаев понял, что старик не хочет показать ему свои секреты.
Гусельников долго возился с дверью, гремя ключами и рассказывая:
— Сосед мой хороший человек, только совсем неопытный. Простуха. Я ему рассказываю, что меня подслушивают, а он смеется: «Не те сейчас времена, Корней Корнеич!» А при чем тут времена? Это всегда было и будет… — Он наконец открыл дверь и первый вошел в квартиру. Зажег свет. На Бугаева пахнуло затхлостью.
— Разоблачайтесь, товарищ. Шапочку вот сюда, пальто на вешалочку. Не очень-то тепло вас в уголовке одевают. Не балуют. А если под окном где-нибудь простоять ночь придется? Замерзнете ведь. — Он так и сыпал, так и сыпал словами. Так медленно и значительно говорил в кабинете у Корнилова, а тут словно прорвало.
Они прошли в большую комнату, обставленную очень скромно, и Бугаев сразу же увидел эту злополучную настольную лампу, лампу с большим зеленым абажуром, какие нет-нет да еще встречаются в некоторых богом забытых учреждениях. Сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, Бугаев подошел к ней. Гусельников перестал болтать и молча следил за Семеном. — У вас есть запасная лампочка и патрон? Старик кивнул. — Принесите. И какую-нибудь коробочку. Я их увезу…
Гусельников принес лампочку и маленькую картонную короб ку из-под шалфея.
— Только давайте договоримся твердо, — сказал Бугаев. — Никому ни слова! Секрет! — А сам подумал: «Все равно болтать будет. Понесет уголовный розыск моральные издержки».
— Мой сосед приходил, крутил лампу. «Ничего нет», — говорит. Да что он понимает, неопытный в этих делах. А художник хороший, — болтал Гусельников.
— Художник? — задумчиво спросил Бугаев. — Он сейчас дома?
— Уехал. Наверное, на этюды за город.
— Когда уехал? — перебил старика Бугаев.
— Да недавно…
— Ну вот что. — Семен быстро вывинтил лампочку с патроном, положил в коробку, коробку сунул в карман. — Ну вот что, товарищ Гусельников, аппаратуру я снял, заберу с собой. Живите спокойно. А сейчас поговорим… — Он сел на стул, напряженно глядя на старика. — Художнику сколько лет?
Гусельников испуганно таращил глаза.
— Да садитесь вы, Корней Корнеич. Это очень важно.
Гусельников сел. Лицо его напряглось. А губы расплылись в какой-то совершенно неестественной улыбке. «Да он ведь действительно псих, — испугался Бугаев. — Как бы не было приступа!»
— Художник молодой, — выдавил наконец Гусельников. — Тельманом зовут. — Молодой? — переспросил Бугаев.
— Да не то чтоб уж очень… — замялся старик. — Года со рок два, сорок три…
— Когда вы его в последний раз видели?
Гусельников пошептал немного, загнул три пальца и улыбнулся.
— Три дня назад.
«Совпадает, — подумал Бугаев. — Уж не тот ли самый!» — и сказал:
— А время, время! В какое время он уехал?
— Да как вам сказать… — задумался старик. — Я еще не обедал. Я в столовке обедаю. Тут рядом, через три дома. Погано кормят, но дешево… — Он снова задумался. — Ну вот, туда я и собирался. Вышел из дому. А впереди Тельман с лыжами, в спортивной куртке.
«Ну и ну, — волнуясь, слушал Бугаев. — Не было бы счастья…» — И тут же остановил себя.
— Ну и что?
— Что значит «ну и что»? — рассердился старик. — Это ведь вы меня расспрашиваете. Значит, вам интересно. Все еще психом меня считаете?
Бугаев вздрогнул. Его охватило неприятное чувство оттого, что Гусельников опять будто читал его мысли.
— Ради бога, простите. Но то, что вы рассказали, меня так ошеломило… Этот ваш художник очень похож на одного человека… Он заблудился в лесу и замерз.
— Неужели вы думаете?.. — испуганно спросил Гусельников. — А тут его кто-то искал целый день. Какой-то дикий дед.
— Да нет, все еще неясно. Это какое-то совпадение, — сказал Бугаев. — Мы проверим. Да, может быть, он уже дома, ваш Тельман. Вы сегодня к нему не заходили?
— И правда! — оживился старик. — Не заходил. Надо заглянуть. — Он вскочил со стула, но тут же в нерешительности остановился.
«Боится меня одного оставить», — подумал Бугаев и тоже встал.
— Как фамилия вашего знакомого?
— Тельмана? Алексеев. Тельман Николаевич, — сказал Гусельников и вдруг громко рассмеялся: — Как хорошо! Впервые я могу у себя дома говорить свободно. Эх вы! Столько лет следили за стариком. Все думали, что я про денежки проговорюсь? Как бы не так! Нету денежек. Тю-тю… — И он снова рассмеялся ехидным, дребезжащим смехом. «Ох и жук же ты, Корней!» — мелькнула у Бугаева мысль.