— Полина Степановна, мне бы надо поговорить с вами… Я из милиции…
В ее глазах мелькнул испуг:
— Аи набедокурил кто?
— Нет-нет, ваши питомцы в порядке, — поспешил успокоить ее Игорь Васильевич. — Я по другому делу. Где бы нам присесть?
— Идемте в учительскую. Там сейчас никого.
Они уселись за маленький письменный столик, на котором лежали груды тетрадок, и Корнилов спросил без всяких предисловий:
— Полина Степановна, что вы можете рассказать о Зотове?
— О Николке Зотове? — В голосе Аверьяновой он уловил заинтересованность.
— О нем, Полина Степановна.
— Аи, бедолага, опять небось что-то приключилось. Вот уж невезучая судьба у мужика.
— Невезучая?
Нянечка скорбно поджала губы:
— А как еще назвать-то? Женка рано умерла. Чахоточная, упокой господи рабу божию. — Она перекрестилась. — Приятели подвернулись пропивущие. А он и так от рождения малохольный какой-то. Убитый горем… Кто громче позовет, к тому и побежит. Покойница-то держала его в порядке, а тут покатился. — Аверьянова тяжело вздохнула. — Признали и у него чахотку. А может, доктор только пристращал. Только перестал пить Николка. Перестал.
— Кем он работал? — спросил Игорь Васильевич.
— В молодости на стекольном заводе. На ванной белого стекла. Стеклодув. У них легкие-то у всех больные. А перед войной счетоводом работал у нас в колхозе.
— А с сыном что у них приключилось? Почему рассорились?
Полина Степановна задумалась. Большая костистая рука ее машинально перебирала кисточки черной косынки, завязанной на груди узлом.
— С сыном-то… — повторила она, собираясь с мыслями. — Что-то такое случилось. Имя у него немцам не понравилось. А уж почему — и не помню. Хотели они мальчонку перекрестить. А ведь он упрямый рос — не приведи господи. Уперся и ни тпру ни ну. Отец его и порол, сказывали… А сын стрекача дал — ужо как Николку фрицы мордовали, как мордовали! Да вы к Тельманову дружку, к Алехе Маричеву, зайдите. На чугунке путевым обходчиком работает. Там и живет. Тоже бузила был, не приведи господи. Его и нынче Алеха — буйная головушка кличут. Они были дружки с Тельманом. А я не по мню, как тогда все повернулось.
— Николай Ильич почему из деревни уехал?
— Нужда заставила. Не по своей воле. Связался с какой-то бабой. С города на сенокос ее прислали. Молодая. Пустил Коля денежки колхозные на гулянку. Мало ему своих, зайцевских, баб? Ведь какие бабы вдовыми остались? Ну а как отсидел — носа не кажет. Видать, совесть осталась. Нонесь я в поезде с ним встренулась. Поколотила его жисть, поколотила, — с сочувствием сказала нянечка. — Еле признала я Колю Зотова.
«Уж не имела ли ты сама, Полина Степановна, виды на Николая Ильича? — мелькнула мысль у Корнилова. — Больно жалеешь его. — Но тут же отогнал ее, взглянув на доброе лицо женщины. — Такая для любого хорошие слова найдет, любого пожалеет».
— Полина Степановна, а как вы думаете, если бы Зотов с сыном сейчас встретился да поссорились они снова, мог бы Николай Ильич, ну, к примеру, выстрелить в Тельмана?
— Ну что ты, хороший человек! Зотов, он на такое зло не способный, — она покачала головой. — Нет, не способный он на это.
«Эх-хе-хе! — вздохнул Игорь Васильевич. — Не способен он на такое зло…»
Он расспросил Аверьянову, как найти Алексея Маричева. Полина Степановна вызвалась показать ему дорогу.
— До переменки еще успею, — сказала, взглянув на часы. Игорь Васильевич чувствовал, что ей очень хочется узнать, отчего это он все выспрашивал про Зотова, но спросить, видать, стеснялась. «Судя по всему, в деревне не знают о смерти Зотовых», — подумал он.
19
Машину пришлось оставить в деревне: к домику путевого обходчика вела лишь узенькая тропинка — двоим не разминуться. Полина Степановна вывела Корнилова на деревенские задворки, к длинному, под черепичной крышей, зданию скотного двора.
— По этой вот тропке пойдете, не заблудитесь. Как раз к чугунке приведет, к Лехиному домику. Это он и протоптал.