Для Сенте-Форкса это был знаменательный день.
— Пятнадцать заказов, — мурлыкал Люк. — Начиная с дочурки миссис Хоумер, которая хочет, чтобы мы похоронили ее любимую куклу, и кончая Фредом Истербаем, пожелавшим с нашей помощью предать земле свой аппендикс. До сих пор Фред по каким-то соображениям держал его в банке, а теперь вот решил похоронить со всеми почестями.
— Погодите-ка — Эфраим потер воспаленные щеки. Он вместе с остальными участвовал в похоронной процессии, прилепив для маскировки фальшивые бакенбарды, и сейчас страдал от аллергии на клей. — С каких это пор мы пали так низко, что беремся за погребение кукол?
— С тех пор, как получили заказы. — Люк деловито взялся за карандаш. — Сейчас посмотрим. У нас есть ореховая доска — ее вполне хватит для гроба — и кусок того белого плюша…
Он сложил несколько цифр, умножил сумму на два, склонив голову, оценил взглядом полученный результат и округлил его.
— Куклу мы потом, конечно, выкопаем. Я учел это в своих расчетах.
— Ничего не понимаю, — сказал Эфраим. — Мы ведь организовали эту церемонию, чтобы символически похоронить нашу профессию. Кристально чистый, благородный конец достойного уважаемого ремесла. А вы мне тут толкуете о потворстве капризам ребенка из богатой семьи. Я был уверен, что после этих похорон наша фирма закроется.
— Я тоже, пока не поступили заказы.
— Это же неэтично.
— Это деньги на банковском счету, — напомнил Люк.
— Деньги — не самое главное в жизни, — ханжеским тоном заявил Эфраим. — Я отказываюсь проституировать свое искусство.
— Вы уже ступили на эту дорожку. Вспомните-ка собачку миссис Чедуэлл.
— Так ведь то было живое существо, которое погибло при трагических обстоятельствах, — возразил Эфраим. — Наша профессия допускала подобные погребения еще до того, как Сигк Геслигк вонзил нам нож в спину. Другое дело — куклы.
— Почему?
— Это издевательство, вот почему!
— Нельзя издеваться над тем, что не существует. — Люк швырнул в сторону карандаш и откинулся на спинку стула. — Может, вы знаете другой способ избежать банкротства? Ждать заказов на настоящие похороны бесполезно. Их нет и не будет. Люди больше не умирают. И кстати, раз уж пошел такой разговор, не откажите в любезности объяснить, в чем разница между погребением куклы и преданием земле пустого гроба.
— Вы стали другим человеком, — грустно произнес Эфраим. — Это вам успех ударил в голову. Недели две назад вы бы так не рассуждали. Неужели для вас уже ничего не значат традиции нашей профессии?
— Напротив, — не моргнув глазом, ответил Люк. — Однако мне нужна еще пища телесная.
— Но мы ведь договорились, что после этих похорон уйдем от дел. С нашим бизнесом покончено.
— Пятнадцать заказов, — улыбнулся Люк. — Я передумал.
Улыбка его быстро померкла, когда к ним без всякого предупреждения нагрянула беда, неожиданная и, естественно, крайне нежелательная.
Имя ее было Огэстес Блейк, а отправной точкой — само Правительство.
* * *— Какой позор! — всхлипнул Эфраим. — Ну и попали же мы в переплет — суд, приговор… Лучше б я умер.
Люк воздержался от комментариев. И без того было ясно, что, умри Эфраим по-настоящему, они оба не подверглись бы судебному преследованию по делу, которое возбудил против них Блейк.
— Заговор с целью фальсификации официальных статистических данных, — стонал Эфраим. — Нарушение общественного порядка, вызванное устройством мошеннических похорон. Получение обманным путем дохода от продажи цветов и венков. Инспирация ложных слухов о неэффективности препарата бессмертия, которые повсеместно сеют тревогу и отчаяние. Подрывная деятельность, в результате которой резко ухудшились отношения между Правительством и Ригелианским послом. — Он уставился пустыми глазами на своего компаньона. — Неужели мы действительно все это совершили?
— Так сказал судья.
Сейчас Люка не могли приободрить даже заказы на пятнадцать погребальных церемоний. Он провел по волосам дрожащей рукой.
— Как же он с нами говорил. Каким тоном! Будто мы преступники! Да еще подчеркнул, что делает нам великую милость, заменив тюремное заключение огромным штрафом.
— Если мы его не уплатим, нам не миновать тюрьмы, — заметил Эфраим.
— Сам знаю. — В этот момент по дому разнеслось эхо дверного звонка, и Люк угрюмо сдвинул брови. — Держу пари, что на нас сейчас свалится новая беда. Или это какой-нибудь наглый молокосос, который поинтересуется, как вы себя чувствуете. Казалось бы, их уже должно мутить от этой дурацкой шутки. Сколько можно!