— Вы садитесь…
— Понимаю… Вы солдат… В вашей жизни дня не проходит без потерь…
— Но… это была моя жена. Задание товарища Свердлова мы выполняли вместе.
— Его тоже нет…
— Якова Михайловича?!
— Умер. Шестнадцатого марта. Туберкулез.
Вестовой принес два стакана крепкого чая, по четыре куска сахара. Буров взял стакан, долго держал его, словно хотел согреть озябшие руки. Чаепитие прошло в молчании. Потом Дмитрий Дмитриевич снова подошел к карте:
— Товарищ Фрунзе, продолжим. Колчак вынужден был поставить под ружье триста тысяч сибирских крестьян. Они видели, если сами не испытали на себе, как засекали насмерть их односельчан, родных. Такие солдаты воевать толком не будут. Скорее перебегут… Пока крестьянин осторожничает. Красная Армия далеко, колчаковская пуля — рядом.
— А после освобождения нами Урала?
— При подходе Красной Армии к Сибири будут восставать и рабочие в городах, и крестьяне. Поголовно. Даже зажиточные. Натерпелись.
— Было бы очень хорошо, товарищ Буров, если бы вы побеседовали с нашими политотдельцами.
— Хорошо.
— Вечером прошу ко мне, в вагон. Завтра я по делам отправляю его в Самару. И вас довезут. Так будет быстрее.
Политотдельцы продержали у себя Бурова действительно до позднего вечера, вернее, едва не до первых петухов. Им нужны были факты, факты, факты.
На следующее утро, когда Буров подходил к вагону командарма, то увидел, что в салоне горит свет. Фрунзе и не думал отдыхать.
Вестовой наскоро разогрел «роскошное блюдо» — пшенную кашу с конопляным маслом. И опять был чай. Без сахара.
— И все-таки, товарищ Буров, как все получилось? Вы — опытный конспиратор…
— Какой я конспиратор! Я и в партии четвертый месяц. Вот она — с шестнадцатого. И конспиратор и воспитатель отличный. По себе сужу… А провал… Глупый. Вы слышали об «умных» провалах? Подловил он… Елену, вероятнее всего, на сочувствии, на чувстве товарищества…
Фрунзе вызвали к прямому проводу.
Буров остался один, и ему вспомнилась та кошмарная ночь. Ему думалось — все тревоги позади, он спал сном праведника. Его стащил с полки «француз», заговоривший вдруг на совсем непонятном языке. Не сразу Буров понял, что перед ним — второй сопровождающий, из Екатеринбурга, потом Шандор в конце концов смог сообщить на ломаном, малопонятном от волнения русско-мадьяро-французском языке о происшедшем. Он сбросил труп Зарубина на полотно, чтоб не привлекать внимания. Затем Шандор Доби сказал, что сквозь сон он вроде бы слышал чей-то голос, мужской. Еще раз осмотрели площадку между вагонами. Нашли вырванную с «мясом» пуговицу от шубки Елены. Тогда, не раздумывая, решили уходить из поезда. Забрали вещи, спрыгнули на ходу. Охрана и тормозной кондуктор, надо полагать, спали. Иначе суматоха поднялась бы еще раньше. Лишние вещи зарыли в снег, подальше от полотна. Налегке двинулись назад. Спешили. Ведь любой следующий поезд мог опередить их. И в обоих таилась надежда, что Елена лишь ранена.
Так оно и было. Уже совсем рассвело, когда они увидели в стороне на снегу след. Его оставил ползущий человек. Пошли по нему в березовый колок. Он щетинился в полуверсте от дороги. Там и нашли Елену. Она очень сильно разбилась, но у нее достало сил отползти, чтоб не попасться на глаза колчаковцам с поезда — слишком многое пришлось бы «объяснять», до и вряд ли бы поверили. В колке силы оставили ее, и, потеряв сознание, Елена замерзла. Было градусов двадцать. Но они потратили на поиски часов пять. Нашли и Зарубина. Его первого и нашли. По лицу Зарубина, со старыми заскорузлыми ссадинами, кровоподтеками, Буров понял, на чем тот сыграл.
Фрунзе вернулся веселый, радостный:
— Вам привет, товарищ Буров! От Владимира Ильича. Так что завтракать — и в Самару. Там долго не задерживайтесь.
— Постараюсь. Как поезда… А за привет большое спасибо. Будете говорить с Владимиром Ильичем по прямому проводу, поблагодарите его.
— Нет уж! Это вы сами сделаете. Товарищ Ленин сказал, что обязательно примет вас в Москве.
60-летие Великого Октября — большой праздник советского народа.
Нынешний год ознаменован и многими другими круглыми датами.
60 лет назад, 10 ноября 1917 года, Владимир Ильич Ленин подписал декрет о создании Рабоче-Крестьянской народной милиции.
60 лет назад, 20 декабря 1917 года, была организована Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), ставшая, как писал Феликс Эдмундович Дзержинский, «грозным символом для всех тех, кто не мог примириться с завоеваниями трудящихся, кто мечтал о воскрешении старого режима, кто готовил петлю для рабочих и крестьян».