В этом же году, в сентябре, исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося деятеля Коммунистической партии и Советского государства, первого чекиста, верного рыцаря пролетариата Феликса Эдмундовича Дзержинского.
Чекисты, работники милиции всегда были постоянными авторами «Искателя» и героями приключенческих повестей и рассказов, пронизанных истинным патриотизмом, любовью к Родине и народу.
Редакция поздравляет славных чекистов, работников милиции с этими юбилеями и заверяет читателей, что чекистская и милицейская темы и впредь будут занимать достойное место на страницах «Искателя».
Владимир КИСЕЛЕВ ИМЕНЕМ РЕВОЛЮЦИИ
Медлить было нельзя. Только что сообщили: в Салтыковском переулке убит купец, и Николай Трошин, отдав необходимые распоряжения и прихватив с собой милиционера Андрея Иванова, выехал на место происшествия…
Парадная дверь особняка настежь распахнута. В прихожей толпился народ. Дворник, краснолицый детина лет пятидесяти, в белом фартуке и с большим блестящим номером на груди, почтительно проводил милиционеров в комнаты.
— Позови жену покойного, — попросил Трошин.
— Не было у них жены, гражданин комиссар. Жили Егор Егорович одиноко. Кухарки и той не было, два мальчика им прислуживали.
— Что за народ собрался в доме?
— А это братья и сестры во Христе, стало быть, его ближайшие родственники по религии, — пояснил дворник.
— Вот что, гражданин дворник, попросите, чтобы немедленно освободили помещение и без моего ведома никого в дом не впускали! — распорядился Трошин.
— Будет исполнено, будет исполнено, гражданин комиссар. — Дворник вытер фартуком вспотевшее лицо, попятился к выходу.
Убитый лежал у окна, на ковре, широко раскинув руки, лицом вниз. Правая туфля валялась посреди комнаты. Никаких следов борьбы не было видно. На большом письменном столе черного дерева стояла тяжелая бронзовая чернильница в виде парусного корабля, в стакане из уральской яшмы торчали тонко отточенные карандаши. На углу стола высилась аккуратная пачка газет и книг в старинных кожаных переплетах. Некоторые были с тяжелыми золотыми застежками. В простенке меж окон разместилась конторка, на которой лежала толстая конторская книга, исписанная четкими мелкими буквами. У стены — тяжелый книжный шкаф. Со стен укоризненно смотрели лики святых. Если бы не письменный стол и конторка, комната напоминала бы молельню.
— Ну-с, я закончил, — подошел к Николаю врач. — Пострадавший застрелен в затылок. В упор. Из кольта крупного калибра. Смерть наступила мгновенно. Убитого следует отвезти в морг.
— Хорошо, распорядитесь… Благодарю вас, доктор.
Труп унесли. Ушел доктор. Трошин с Ивановым остались в комнате.
— Товарищ начальник, смотрите, что я нашел. — Иванов разжал кулак. На его ладони лежала тяжелая серебряная в виде человеческого черепа запонка от рубашки.
Бандиты, как это ни странно, ничего не унесли из особняка купца. Остался неразграбленным и денежный ящик покойного.
Трошин открыл дверцу застекленного книжного шкафа. На полках в строгом порядке, под номерами, выстроились толстые книги. Николай попытался разобраться в витиеватых надписях, но на первой же фразе споткнулся. Только и сумел прочитать: «Евангелие». Книга была в кожаном переплете, с золотым обрезом и тяжелыми застежками. Плотная, чуть пожелтевшая хрустящая бумага отливала матовым блеском. Николай осторожно перевернул несколько страниц и залюбовался первой же картинкой. На миниатюре — парящий ангел, озаренный голубым светом. Трошин пролистал всю книгу и поставил ее бережно в шкаф на прежнее место.
Как поступить с имуществом убитого купца, Николай не знал. Впрочем, завтра, может, родственник какой объявится. По закону надо бы… В таких делах без закона никак нельзя. А где есть на это дело закон? Николай позвонил в Совет Емельянову — узнать хотел, но того на месте не оказалось — уехал в Кашину.
Трошин прошелся по верхним комнатам особняка, спустился в зал, где его дожидался Иванов. «Пока суд да дело, все растащат. Пожалуй, караул выставить надо», — решил Николай. Оставив у дверей особняка милиционера, Трошин и Иванов вышли на улицу и пошли в сторону Петровских ворот — в комиссариат.
На дворе стояли последние дни осени. В морозном воздухе кружились желтые листья. Ветер гнал их через Тверскую к памятнику Пушкину. Сухие скрюченные листья шелестели по мостовой, У постамента они скапливались, сбивались в пестрые вороха. Казалось, сама осень несла багрянец и золото к ногам поэта. Темнело.