— Да, но не каждый из большевиков умудрялся «купить» пулемет… Как это для них сделали вы. Или они все-таки не вполне вам доверяют? Говорите прямо.
Штабс-капитан сказал, что ему доверяют, доверяют вполне, но не больше, чем кому-либо другому. И на это есть причины. После прошлогоднего провала, когда очень многих партийных работников, занимавших до белочешского мятежа высокие посты в органах самоуправления, скоропалительно арестовало эсеровское «правительство», большевики ушли в подполье. Им пришлось почти заново создавать всю организацию. Требования конспирации предъявлялись строжайшие.
Штабс-капитан, один из лучших контрразведчиков, проник в большевистское подполье осенью восемнадцатого, сразу после самого крупного провала. Организация очень нуждалась в инициативных людях, оружии. Колчаковский контрразведчик Зарубин Иван Каллистратович, оставивший за собой ту же фамилию, но сильно изменивший внешность — борода, усы, прическа, походка, — не боялся разоблачений.
После действительной службы парень из крестьянской семьи остался в армии. Ученье пошло ему впрок: выбился в офицеры — сто потов сошло. Зарубин поступил в юнкерское училище из «вольноперов» второго класса, когда по высочайшему повелению в начале века «кухаркиных детей» стали принимать не только в гимназии, но и даже в средние и высшие военные учебные заведения России. Работал он в контрразведке искренне, с увлечением.
Несколько раз на улице штабс-капитан Зарубин сталкивался со своей женой лицом к лицу, но она не узнавала его. А вернее, не обращала внимания на чалдона в поддевке, от которого пахло шерстью и кислятиной.
— Вы слишком инертны, штабс-капитан, — прервал Чухновский затянувшийся рассказ Зарубина о том, с какими трудностями ему приходится сталкиваться. — Вы ведете себя словно торгаш, а не политический деятель. Тем верят на слово и тащатся за ними словно бараны. Стадом. Не разбираясь. На убой так на убой. А вы достали за бесценок пулемет и взамен получили доверие, «как все». Может быть, вы им теперь артиллерийскую батарею пообещаете и они станут больше доверять?
— Дюжину револьверов системы «наган» я обещал, — очень серьезно, будто не заметив издевки, сказал Зарубин. — И еще они просили дамский браунинг. Красивый дамский браунинг надобен.
Чухновский расхохотался:
— На-до-бен?
— Видите ли, господин подполковник, вероятно, я слишком вжился в роль… У них приходится очень внимательно следить за собой. Не приведи сказать не то слово. Они умеют очень хорошо наблюдать за речью, за поведением…
— Штабс-капитан, если бы вы были женщиной, я подумал бы, что вы набиваетесь на комплимент, — ехидно улыбнулся под полковник.
Нет, Чухновский никак не мог поставить кухаркиного сына Зарубина на одну доску с собой, хотя они оба офицеры. Были еще слишком живы в памяти Евгения Петровича рассказы покойного генерала от инфантерии Петра Павловича Чухновского о том, как он насмерть запарывал шпицрутенами вот таких подлых скотов-солдат вроде этого Зарубина.
— Я дам вам эти двенадцать револьверов и «красивый дамский браунинг». Но в обмен, черт бы побрал эту торговлю, мне нужны исчерпывающие сведения о большевистском эмиссаре. Я должен знать цель, с которой он едет в Москву. Не за песнями же?
— За песнями, — спокойно ответил Зарубин. — В известном смысле. Я уже докладывал вам, господин подполковник…
— Как понимать вашу шутку, штабс-капитан? Что это за «в известном смысле»? Мы не в салоне местной львицы. Из вольте докладывать как положено!
Стиснув зубы, Зарубин ответил:
— На Второй общесибирской конференции, ее еще называют третьей подпольной, было принято решение о всеобщем вооруженном восстании в Сибири, направленном против верховного правителя…
— Ну, половину бунтовщиков мы арестовали, главари расстреляны и повешены, остальные разбежались.
— Как я полагаю, господин подполковник… — Однако, увидев, что подполковник сморщился, словно от зубной боли, Зарубин назло закончил более уверенно: — Я знаю, что местные большевики подзапутались в тактике борьбы против вас, простите, нас. Не очень опытные или растерявшиеся партийные кадры. Кое-кто высказывался даже за объединение с эсерами. Помните, я доставил вам копию письма о полном разгроме. Паническое письмо.
— Да, да… — благосклонно закивал Чухновский и, продолжая слушать, прошел к шкафчику, налил рюмку, демонстративно повернулся спиной к Зарубину. — Не угощаю вас, штабс-капитан, от пимоката не должно пахнуть мартелем.