Акула не откроет пасти, пока не проглотит добычи — таков инстинкт. Значит, пока цел ремень, Нине не страшны акульи зубы.
Но пока цел ремень, Нина привязана, прижата к акульему костистому боку.
Хищница уходила все глубже и глубже судорожными кругами, давясь и топыря жабры. Бороться с ней было бесполезно.
Пальцы шарили у пояса, но там было пусто. Импульсный пистолет-разрядник лежал на дне лодки. Она сама бросила его…
Уисс тоже не спешил к своим, хотя знал, что его ждут. Он хотел сосредоточиться, собраться перед нелегким спором. Чем кончится спор — неизвестно. Может быть, только Суссии поддержит его. Скорее всего — только Суссии. Но и это немало. Три глота Суссии и пять глотов Уисса — это уже восемь глотов из двадцати одного…
Слабый сигнал тревоги замигал в мозгу. Уисс встрепенулся на покатой волне и напряг локатор.
Вокруг было спокойно, но сигнал не умолкал — теперь это был призыв о помощи, призыв едва уловимый, затухающий, невнятный, он мог принадлежать только одному существу на свете, и это существо не было дэлоном…
Он летел к острову, пытаясь на ходу определить по сбивчивым импульсам размеры и суть опасности, грозящей этому существу.
Он смог уловить только пульс разъяренной акулы и еще более увеличил скорость.
Он уже видел их — хищник и жертва, непонятной силой прижатые друг к другу, метались у самого дна. Призыв о помощи мигнул и погас. Нина потеряла сознание.
Уисс выстрелил ультразвуковым лучом в затылок акулы, целя в мозжечок. Огромная туша дернулась, перевернулась через голову и, покачиваясь, медленно опустилась на дно кверху брюхом.
Нина была жива, просто ремень сдавил ей грудь, не давая дышать. Армированный нейлон оказался крепок даже для зубов Уисса, но в конце концов ему удалось перекусить сверхпрочную ленту. Не обращая внимания на оглушенную акулу, он осторожно взял Нину клювом за широкий пояс и перенес повыше, на круглую базальтовую площадку.
Нина теперь дышала свободно. Уисс терпеливо ждал, пока не проснется сознание, и, чтобы не напугать при пробуждении, отплыл немного в сторону.
Он совсем забыл об акуле и не заметил, как та, очнувшись, очумело шарахнулась за камни.
Он увидел ее прямо над собой. Благополучно проглотив аппарат с остатками ремня, она выгибала пятиметровую пружину своего узкого тела, чтобы броситься вниз, к базальтовой площадке.
Кровь! Как он не догадался сразу! У Нины была оцарапана рука, и акула учуяла запах крови. Этот запах пьянил ее.
Резкий взмах хвоста — и Уисс свечой взлетел вверх, пересекая бросок акулы. Хищница была раза в два больше дельфина, но точный удар в жабры сделал свое дело.
Уисс добил ее ультразвуковым лучом и снизился над площадкой. Нина все еще не пришла в себя, но ждать больше было нельзя.
Уисс поднял Нину на спину и легко понес вверх, к темному пятну надувной лодки. Ее ждали — он видел зума с биноклем, красные всплески беспокойства исходили от него.
Действительно, едва Уисс поднял Нину на поверхность, чьи-то руки сразу подхватили ее.
Зум был так взволнован, что даже не заметил Уисса. Он наклонился над Ниной, торопливо снял маску акваланга и поднес к ее губам какой-то пузырек.
Уисс отплыл метров на двести и навсегда отпечатал в своей бессмертной памяти все, что было вокруг — небо и солнце, море и остров, большой корабль и маленькую лодку.
Потом отключил все сорок четыре органа чувств и сосредоточил энергию в себе.
Только бессмертным был доступен нуль-полет.
Пульс перешел в острую неприятную дрожь, постепенно нарастающую.
Через секунду на том месте, где был Уисс, поднялся и опал белый фонтан, похожий на гриб атомного взрыва.
Еще через секунду там не осталось ничего, кроме медленно расходящихся концентрических кругов.
Круги скоро смыла ленивая зыбь.
Бессонная ночь порядком измотала Карагодского. И не только физически.
Вначале почти позабытое чувство творческой фантазии, так неожиданно вновь испытанное на «Дельфине», будоражило и радовало его. Вместе со всеми толкался он в центральной аппаратной, придумывая и отвергая разные варианты поиска, но если Пан нервничал всерьез, то Карагодскому все это казалось забавной игрой, этакой психологической встряской, специально для него предназначенной. В глубине души он был уверен, что игра в прятки вот-вот кончится, Нина с Уиссом вынырнут из воды — «а вот и мы!» — и тогда он выложит изумленному Пану, до чего докопался в своей каюте. Но прошел час, другой, третий, а Нины все не было.
Смутное хмурое утро повисло над морем. Свинцовая гладь воды, не тронутая ни единой морщинкой, черное щетинистое темя злополучного острова, белый кругляшок надувной лодки около — и надо всем тяжелое сырое небо без просветов.
Пан то сидел, сцепив руки и уставившись в одну точку, то принимался ходить у борта, нарочно не глядя на воду. Гоша безнадежно прощупывал биноклем горизонт. Толя, как заведенный, методично включал и выключал по очереди тумблеры аппаратуры — уже не вслушиваясь, а просто чтобы что-то делать. Остальные занимались чем попало, а часы все выстукивали и выстукивали нужные пятиминутки. Только эти щелчки и нарушали тягучую тишину.
И тут до Карагодского стала доходить вся серьезность происходящего. Вспышка энтузиазма быстро угасала. Он чувствовал себя, как пешеход, застигнутый красным огнем на переходе. Бежать вперед или благоразумно вернуться назад?
Конечно, все это очень мило и оригинально — искать родственную цивилизацию по всей вселенной, выкликать ее радиосигналами, нащупывать все удлиняющимися маршрутами космических кораблей и обнаружить… у себя дома, на Земле. Но какая польза будет человечеству от такого открытия? Надо думать, никакой.
До сих пор энтузиасты «братских контактов» соблазняли людей возможностью позаимствовать без отдачи у «иного Разума» какой-либо неизвестный вид энергии, невиданную машину на худой конец. А что возьмешь с дельфинов? Они не взрывают горы, не строят городов и не покоряют другие планеты: мирно плавают по синю морю в чем мать родила, едят сырую рыбу и сочиняют музыку. И ничего им, главное, от людей не нужно, никакой помощи, ни моральной, ни материальной. Они и без людей хорошо устроились в Мировом океане. Так что в роли «благодетеля» тоже не выступишь.
Так на кой же дьявол нужен такой «контакт»? Стоит ли из-за него лезть на рожон?
Академик исподлобья, посмотрел на Пана. Тот выглядел сильно встревоженным, но отнюдь не отчаявшимся. Казалось, он знал нечто, Карагодскому неизвестное. Может быть, у них была какая-то договоренность с этой девчонкой? Надо подождать. Иначе можно попасть впросак.
Кришат тихо перебирал клавиши электрооргана и напевал — негромко, одним дыханием — замысловатую и щемящую мелодию. Она звучала, как ветер в покинутых древних руинах:
Карагодский перебирал в уме трофеи своих ночных «раскопок». Теперь они казались ему вздорными. Возможно, Пану они и пригодились бы. А ему самому? Не возиться же главному дельфинологу Д-Центра с фаянсовыми плитками!
— Плавник…
Гоша произнес это слово негромко, но его услышали. Все повскакали с мест, разом зашумели, а Пан схватился за Гошин бинокль, чуть ли не вырывая.
— Да нет же… — Толя вежливо, но решительно отвел руку Пана. — Это не Уисс. Это плавник акулы.
Люди замерли и смолкли, и вновь наступившая тишина сгущалась с каждой секундой, пока не стала почти осязаемой.
Теперь акула была видна без бинокля. Высокий плавник чертил упрямую прямую, и прямая эта упиралась в белое пятно надувной лодки.
Матрос в лодке тоже увидел акулу. В его руке полыхнула синяя молния, и до корабля долетел сухой треск разрядившегося импульс-пистолета. Плавник исчез.
— Промазал, — шепотом констатировал Толя. — Ушла в глубину, стерва.