Выбрать главу

— Попробуй разберись, кто там… Может, и вправду Иуда?…

Вот басурман! Заставил на старости лет в собственном боге сомневаться!.. Что ж они, однако, с ним сделают? Неужто убьют?

Не должны… Обещали отпустить, как допытаются, что надобно…

Завтра узреем, что к чему…

И снова уставился на совершенно обнаглевших мышей.

Стиснув Илью с трех сторон, казаки вели его по раскисшим улицам станицы. Звонко чавкала под ногами жидкая грязь. Слышалось тяжелое дыхание усталых конвоиров.

Яркие звезды подмигивали пленнику. Ноздри его жадно вдыхали вместе с чистым ночным воздухом родные станичные запахи: нежный аромат фруктовых деревьев, терпкий запах навоза, душистого сена и высохшей полыни; из печных труб вместе с запахом кизячного дыма разносился дразнящий дух оставленных на утро щей со свежей капустой, свежевыпеченного хлеба и супа с уткой.

Вышли на майдан, и… Илья на какое-то время забыл, что он пленник, когда очутился во дворе поповской усадьбы. Он с надеждой оглядел наглухо прикрытые резными ставнями окна, надеясь, что — чем черт не шутит! — комиссар заметит его и поймет о грозящей опасности.

Но окна были глухи и темны. Ему развязали руки и втолкнули в погреб.

— Гляди, не убейся на лестнице, еще пригодишься… — предостерег голос старшего, показавшийся смутно знакомым.

— Постараюсь, — пробурчал Илья, нащупав под ногами сырой земляной пол. Развел затекшие руки.

Над головой стукнула крышка. Кто-то долго возился с замком.

— Караулить будем? — спросил закрывавший замок.

— Не сбежит! — степенно ответил старший. — Пойдем поспим маленько. Кто знает, что завтра атаманша надумает…

Они ушли. Илья прислушался к звуку удаляющихся шагов и непроизвольно передернулся всем телом, подобно стряхивающей воду собаке. Только сейчас он по-настоящему почувствовал, как промок и озяб. Чтоб хоть немного согреться, начал ожесточенно разминаться. Согревшись, примостился на бочке и принялся обдумывать ответы на предстоящем допросе. О побеге не думал: нужно было видеть Волоха…

— Спать хочешь? — участливо спросила Лена и безжалостно затормошила задремавшего Сергея. — Нет, Сереженька, будешь со мной за все четыре года расплачиваться…

— Дай чего-нибудь выпить и закусить…

Лепа порывисто спрыгнула с постели, засветила лампу и, как была, нагая, отправилась в соседнюю комнату. Вскоре вернулась с бутылкой, краюхой хлеба и несколькими кусками ветчины. Поставила на столик:

— Ешь.

Сергей не ответил, он безмятежно спал.

— Вставай! — решительно шепнула она и стянула его ноги с кровати.

Он растерянно моргнул, виновато улыбнулся. Лена налила в кружку вина:

— Пей!

Вино восстановило силы. Сон прошел…

— Сережка, знал бы ты, как я хочу опять иметь от тебя ребенка!

— Как же ты будешь брюхатым атаманом? Того и гляди — родить не успеешь, как убьют где-нибудь!

— Брошу, Сережа! Брошу всю свою банду, как ее красные называют!.. Мы как из Лабинской уходили, так я сама в потемках чуть какого-то мальчонку не задавила… Потом подумала: может, и тот красный вот так же… Мать того мальчонки до сих пор небось от страху не отошла… Шлет на мою голову проклятья…

— Вот видишь! На войне все возможно, — с жаром зашептал Волох. — Думаешь, мне сына не жалко? Ты как сказала, так я чуть не завопил… Аж в горле сжало… Бросай все! Давай завтра удерем отсюда?

Лена печально вздохнула.

— Погоди, милый… Что ж обо мне казаки подумают? Ведь это я их подняла на такое, оторвала от семей, заставила кровь проливать и сама же их брошу?… Нельзя так!

Однако Сергей не терял надежды спасти ее.

— Ты мне веришь?

— Я тебе всегда верила! Даже когда ты удрал, и то верила.

— Спасибо! — поблагодарил он, целуя ее волосы, и задал неожиданный вопрос: — А вдруг я красный?…

Лена, видимо, не ожидала такого вопроса. Долго сосредоточенно молчала и наконец, медленно растягивая и чеканя каждое слово, произнесла:

— Если это так и об этом узнают наши — я сама убью тебя!

«Примерно то же, что я думал о тебе днем», — подумал Волох, а вслух сказал:

— Не все ли равно, кто убьет!

— А почему ты это спросил?

— Да так… — уклонился он от ответа, с тревогой ожидая следующего вопроса.

Лена вдруг порывисто села, прикрыв на сей раз обнаженную грудь краем одеяла.