Лена беспокойно повела бровями.
— Я ему про все рассказал, что знал, — продолжал дед. — А как он ушел, призадумался. «Зачем, — думаю, — ему все знать надобно?» Пошел к Карпычу, — старик кивнул на знакомого Волоху казака, — он сосед мой. Рассказал ему про все… Потом… Вот он!
— Молодец, дед! Ты настоящий казак! — похвалил Овсепян. — Говори, что хочешь за добрую услугу?
— Да мне ничего не надобно. Вот только внука… не убивайте.
Все, за исключением Карпыча, посмотрели на старика как на помешанного.
— Зачем же донес про него? — не сдержала удивления атаманша.
— Хочу, чтоб снова с казаками был, а не супротив казаков.
— Ну и болван ты! — чуть ли не со слезами в голосе вскипел Илья. — Настоящие казаки с Кубани и Дона за власть Советскую воюют, а не за толстобрюхих куркулей Деникиных да вот этих лавошников! — Он кивнул в сторону Овсепяна.
— Молодец, дорогой! Теперь мы знаем, ты большевичок! — довольно потирая руки, воскликнул Овсепян.
— А я в не собирался отпираться! Сбрехал бы, так ты б не поверил.
— Правильно! Теперь скажи: зачем сюда пришел?
— Сюда не приходил, сами привели! Я этот дом с малых лет не перевариваю.
— Это я уже видел… Зачем в станицу пришел? Зачем про атаманшу спрашивал?
— А на что тебе знать? Может, влюбился!
— Надо знать, дорогой. Ты лучше не серди меня. Скажешь все — с дедом домой пойдешь, не скажешь — так отделаю, ноги у меня целовать будешь!
Илья пружинисто напрягся, когда Овсепян, возбужденно сверкая глазами, нарочито медленно приблизился к нему. Двое казаков повисли на его руках. Овсепян сдернул с гвоздя плеть, поиграл ею и ожесточенно начал хлестать пленного, стараясь попасть по лицу.
— Я тебя, дорогой… сволочь! Я тебе весь морда исполосую!
Повисшие на руках казаки не давали разведчику уклоняться от ударов. Он пригибал голову, по плеть все равно достигала лица. Неожиданно армянин ударил его ногой в пах. Илья охнул от резкой боли и потерял сознание.
Дед Григорий тусклым взглядом наблюдал за избиением, не проронив при этом ни звука.
— Отнесите его в сарай! — распорядилась атаманша.
Овсепян, тяжело переводя дыхание, остался стоять посреди комнаты в позе зверя, у которого неожиданно отняли полуистерзанную жертву.
— Не можешь ты допрашивать пленных, — с нескрываемым торжеством и насмешкой поддела его Лена. — Надо об этом Ропоту сказать, чтоб отправил уборные чистить…
— У Деникина не таких заставлял говорить! — просипел бывший подполковник деникинской контрразведки, направляясь к двери. На пороге он обернулся, кинул недобрый взгляд на Волоха: — Еще посмотрим…
После его ухода в комнате несколько минут царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь доносившимся со двора и улицы веселым оживлением.
— Как ты думаешь: зачем ему нужно было знать, где я живу? — нарушила молчание Лена, пытливо заглядывая в лицо мужа.
— Не знаю… — уклонился тот от ответа.
— Зато я знаю! — с вызовом бросила она. — Ему нужно было увидеться с тобой! И вы виделись! Ты передал ему, что услышал от меня… А вот уйти он не успел: пожрать у родного дедушки захотелось!
— Думай что хочешь!
— Должна думать! По вашей милости сделалась атаманом!.. Сегодня же уведу отряд. Этого расстреляем!
— Если ты уверена, что он связан со мной, расстреливай и меня.
Она затравленным взглядом смотрела ему в лицо.
— Сережка, кто я?
Волох неопределенно пожал плечами.
— Если для меня, так с одной стороны жена, с другой — сатана!
Она горько усмехнулась.
— Баба не баба, мужик не мужик… Не могу я тебя убить! Люблю же… Слышишь, люблю!
Лена порывисто бросилась к нему, стала на колени и заплакала, уткнувши лицо ему в живот.
— Что же нам делать?! — выдавила она сквозь слезы. — Ведь не могу же я все бросить!
— Можешь, если захочешь!
— А почему ты не хочешь?
— Во-первых, я уверен в нашей правоте. А ты в чем-либо уверена?
— Нет! Но предателем тоже не могу быть! — Она подняла к нему заплаканное лицо и впервые в этот день улыбнулась.
— Странно у нас получается, Сережка. Ничего друг другу не говорили, а все известно… Я теперь почти верю — ты комиссар… Уходи сегодня же, иначе я не смогу спасти тебя! Слышишь?…
— Слышу. Теперь ты послушай. Раз уж действительно карты открыты, делай как прикажу я, твой муж. Ты должна бросить банду! Сделаешь это ради себя, ради меня, ради наших будущих детей, ради брата, наконец!