— Если не ошибаюсь, три. Ансельмо пользовался той, где были все ключи; его сын Рейнальдо — другой связкой, в которой были ключи от ограды, от главного входа и от его комнаты. Третья же связка — как раз та, о которой я вам только что рассказывал, — была для нужд прислуги. Когда семейство Молины уезжало на отдых, нам требовались все ключи.
Эрнандес и Сарриа переглянулись, лейтенант записал в блокнот:
«Три связки. Сдали две. Где третья?» Это уже кое-что значило.
Эрнандес подался вперед и, пристально глядя в безмятежные глаза председателя Комитета, спросил:
— Если бы они кому-то оставили одну связку ключей, кто, по вашему мнению, мог бы быть этим человеком?
Андрес как будто не сразу уловил смысл вопроса. Раскачиваясь в кресле-качалке, он невидящим взором глядел на Эрнандеса. Несколько мгновений спустя он уперся руками в подлокотники кресла и, наклонившись вперед, ответил:
— Понятия не имею. Особняк ведь переходил в руки народной власти, для чего же было кому-то оставлять ключи? Какую выгоду можно было от этого иметь?
— Этого мы не знаем, — озабоченно признал младший лейтенант, — но зато точно знаем, что ими уже воспользовались.
— Что? Но для чего?
— Ничего серьезного, — поспешил ответить Сарриа. — Просто кто-то захотел напугать сотрудников учреждения, которое расположено сейчас в этом доме; он открыл ограду и ударил собаку.
Лейтенант был обеспокоен тем, чтобы на Андреса не повлияло известие об убийстве, чтобы его показания были свободны от предубеждений.
— Так или иначе, я затрудняюсь ответить на ваш вопрос. Не могу себе представить никого из бывших служащих в такой роли — чтобы открыл ограду и ударил собаку. Очень жаль.
— Ладно, не сокрушайтесь, — успокоил его Сарриа. — У нас к вам есть еще ряд вопросов. Верно ли, что вы караулили Рейнальдо Молину, когда тот пожаловал с интервентами на Хирон?
— Как вам сказать, лично его — нет. Я вместе с еще одним компаньеро нес охрану группы наемников, в числе которых был и Рейнальдо.
— А его посещал кто-нибудь из бывших служащих?
— Никого не было. Единственно, кто его посещал, это сеньора… как же ее?… Кон… Кончит, кажется, и ее сыновья…
— Консуэло?
— Да, Консуэло.
Лейтенант вырвал листок из своей записной книжки и, что-то на нем набросав, вручил Эрнандесу:
— Ступай позвони. — Повернувшись к Андресу, спросил: — Где тут поблизости телефон?
— В этом же квартале, только спуститься по улице Сан-Мигель.
— Отлично, — Сарриа посмотрел на Эрнандеса, читавшего записку:
«Предупреди Сабади — пускай оставит в особняке эксперта, а сам соберет всю возможную информацию о Консуэло Родригес де Молина и ее сыновьях Альберто и Хосе-Рамоне. Включая и телефонный звонок врача! Введи его в курс того, что о них знаем мы».
Оставшись наедине с Андресом, Сарриа спросил:
— Не можете ли вы рассказать мне, как вели себя Консуэло с сыновьями во время этих визитов? Были ли между ними отношения, основанные только на родственной связи, или наблюдалась настоящая привязанность?
— Я, признаться, не присматривался к этому. После того как у меня с ним произошел неприятный инцидент, я ограничивался только тем, что охранял его, как и остальных. И даже избегал по возможности встречаться с ним взглядом. Второй охранник — так тот…
— Вы сказали, что у вас с Рейнальдо Молиной произошел какой-то инцидент?
— Да, он оскорбил меня. А я не мог никак ему ответить, потому что таков приказ, чем он и воспользовался.
— А какого рода оскорбление он вам нанес?
— О, чего он только не наговорил! Это произошло на второй день его пребывания под моей охраной. Сперва, кажется, он меня не распознал, а уж потом, приглядевшись, разъярился и принялся оскорблять: и, мол, я такой-сякой, и всю жизнь с голоду подыхал, и что неблагодарный я, и что пусти свинью за стол — так она и ноги на стол. После чего стал обливать грязью всю бывшую прислугу. Вернее, почти всю, потому что выделил Густаво.
— Не понял.
— Ну, сказал, что Густаво не такой, как мы все.
— А кто этот Густаво?
— Садовник. Несчастная жертва эксплуатации. Он так привык к своему «рабству», что потом, без «цепи на шее» чувствовал себя уже не в своей тарелке. Они с ним всегда держались жестко, как и с остальными; но Ансельмо любил поболтать с Густаво о цветах, и этого было достаточно, чтобы бедный старик живота своего не щадил, лишь бы угодить хозяевам. Он один справлялся с целым садом, и пропалывал бурьян, и еще дом красил, когда надо было, и еще плотничал-столярничал в свое удовольствие. По существу, семейство Молины высасывало из него, как говорится, все соки.
— А что именно сказал о нем Рейнальдо?
— Сорок бочек глупостей: и что вот это, мол, верный человек — нам не чета, и что Густаво действительно умел ценить то, что они для нас сделали, и что в письмах, мол, он выражает им благодарность…
— В письмах? Выходит, Густаво с ними переписывался?
— По крайней мере, я так понял.
— Гм-м-м… А Густаво ни разу не являлся с визитом к этому наемнику?
— Нет. Я же говорю, ни один из служащих не навещал его.
— Странно… А у вас имеется адрес этого Густаво?
— Да. У меня есть адреса всех бывших служащих. Вам они нужны?
— Да, сделайте одолжение.
— Может быть, вам не помешает также и фото?
— Фото? Неужели у вас есть фотографии каждого из служащих?
— Каждого — нет. Скорее всех сразу. Этот снимок был сделан в день, когда малышке исполнился год. Они тогда собрали всю прислугу вместе и сфотографировали нас. Тогда, знаете ли, было такое время, когда людей ценили по количеству слуг! Этот снимок они потом показывали друзьям вместе с остальными праздничными фотографиями, и это щекотало их самолюбие. А фотограф был мой приятель и для меня сделал бесплатно лишнюю копию. Вам она для чего-нибудь нужна?
— В данный момент точно сказать не могу, но в дальнейшем может пригодиться. Так или иначе, я вам ее возвращу.
— Можете не торопиться. Пойду поищу фото. Извините.
— Все в порядке, — возвестил Эрнандес, вернувшийся после телефонного разговора. — Сабади заинтересовался этим заданием и пообещал тотчас же приступить. Сообщил также, что они там проверяют остальные замки и пока не обнаружили ничего подозрительного. Эксперт пошел пообедать, а затем закончит с замками и займется комнатой.
В этот момент в гостиную возвратился Андрее. В руке у него был лист бумаги с записями, а также фотография средних размеров.
— Вот, держите. Здесь адреса, а это наше фото. Мы все одеты в светло-зеленую униформу, хотя здесь этого не заметно. Вот это я, видите? Тогда еще я был не совсем седой, — он улыбнулся. — Последний справа — Густаво.
Когда «шевроле», мягко прошуршав шинами, свернул за угол, Эрнандес спросил:
— А кто такой этот Густаво?
— Это такой тип, у которого девяносто шансов из ста быть замешанным в наше дело, — ответил Сарриа.
Эрнандес как-то по-особому присвистнул. Не доезжая до Куатро-Каминос, Сарриа сделал правый поворот, пересек ряд улиц, потом свернул на улицу Кондеса и, замедлив ход, стал искать нужный номер дома.
Автомобиль подкатил к тротуару и, казалось, не успел остановиться, как младший лейтенант выскочил из машины и постучал в дверь дома. Сарриа подошел тоже, и оба стали ждать. Откликов не последовало. Постучали еще, на этот раз более настойчиво. Результат тот же.
Эрнандес заколотил в дверь так, что на стук выглянула женщина из соседнего дома и закричала:
— И чего вам тут надо? Разбить, что ли, хотите дверь?… Ай! Я думала, это дети. Но все же, вы так крепко стучали, что у меня чуть не помутилось в голове. Надо же хоть немного уважения иметь.
— Извините, сеньора. Мы тут… — начал было оправдываться Эрнандес, показывая свое удостоверение.
— Сеньора, — вмешался Сарриа подчеркнуто спокойным голосом, — не можете ли вы сообщить нам, где находится Густаво?
И указал на дверь, в которую они только что стучали.
— Да, да. Кто? Густаво? Да.