— Бегом!
Ученого учить не надо. Через секунду я был в комнате оружия, схватил автомат, подсумок и, выбежав, уже на ходу прыгнул в распахнутый сзади кузов «уазика».
Мы мчались по серой вечерней дороге, заранее привставая на знакомых ухабах. Море багрово горело отражением закатного солнца, гладкое море, непривычно тихое в эту весну. Море мельтешило за соснами, и мы то слепли от его сияния, то таращили глаза в контрастно темном лесном сумраке.
— Почему вы считаете, что это Волька? — спросил начальник, не оборачиваясь, не отрывая взгляда от дороги.
— Дед ее разыскивает. И потом… она там в пещеру лазит. Сегодня утром лазила. С факелом из бумаги. Траву подожгла.
— Она? — изумился начальник и, обернувшись, с недоверием посмотрел на меня.
— Точно, товарищ капитан, сама призналась.
— А чего теперь полезла?
— Думаю, у нее там спрятано что-то. Я сказал, что видел ее пещеру и что еще пойду смотреть.
— Видели?
— Утром, когда пожар тушили. Она мне показалась просто нишей, а там, Волька говорит, еще нора есть, поворот…
— Чертова девка! — совсем так же, как дед Семен, выругался начальник.
Оставив машину на дороге, мы цепью пошли по редкому лесу. Совсем уверившийся в своей правоте, я, обгоняя всех, побежал прямо к тому месту, где была ниша под камнем. И обрадовался, увидев Вольку, внимательно рассматривавшую какой-то камень, который она держала в руках. За ней был обрыв, и багровое вечернее море силуэтом высвечивало ее всю, тоненькую, напрягшуюся, словно в руках у нее был не камень, а по меньшей мере еж колючий.
— Волька! — крикнул я.
Она вздрогнула и выронила камень. И вдруг прогремел выстрел. Так я подумал в первый миг. Но сразу вспомнил, где слышал такой звук, — на полигоне, когда выполняли упражнение по метанию боевых гранат. Тогда точно так же глухо, совсем по-мирному стучали капсюли-детонаторы. Но тут же меня и ожгло страшной мыслью, что если это ударил капсюль, то сейчас, сию минуту, будет взрыв. Значит, в руках Вольки был вовсе не камень, а боевая граната…
Это уж я потом выстроил в цепочку все пронесшееся в голове в одно мгновение. А тогда дико закричал что-то (после мне говорили, что кричал: «Ложись!»), бросился вперед, с разбегу пнул сапогом этот тяжелый камень, сбил Вольку с ног, навалился, прижал к земле ее тонкие плечи.
Взрыв оглушил. Осколки тяжелым дождем прошлись по вершинам сосен. Задыхаясь от запоздалого страха, я сел на траву, оглянулся на Вольку и увидел, что она сидит рядом и улыбается. Словно все это было детсадовской игрой в пугалки.
— Дура ты! — заорал я и, не в силах сдержать нервную дрожь, не помня себя, ударил ее по щеке.
Она закрылась руками и заплакала громко, навзрыд. И сразу улетучилась вся моя злость. Я смотрел на бегущего ко мне начальника и морщился от непонятной, охватившей всего меня жалости к Вольке.
— Ладно, не реви, — сказал я. И неловко обнял ее. И вдруг почувствовал под ладонью что-то мягкое, упругое. Я не мог понять, что это такое, а когда понял, отшатнулся, испугавшись сам не знаю чего. Она тоже вся сжалась и, опустив руки, смотрела на меня с каким-то новым испугом.
— Что, ранены? — крикнул начальник заставы. — Чего же слезы… Никто не ранен?… — Нервно, торопливо оглядывая под бегавших к нам пограничников, он в то же время как-то странно, не по-начальнически, тормошил, трогал меня и Вольку, с виноватым видом обессиленно сидевших перед ним.
Огромный Гром рвался с поводка, волоча за собой ефрейтора Кучкина, словно и ему тоже не терпелось излить на нас свои чувства. Волька опасливо косилась на собаку, пряталась за меня.
— А там, под обрывом? Вдруг кто-нибудь там был? — Начальник махнул рукой Кучкину и всем ребятам. — Осмотреть местность!
И мы остались втроем.
— Где ты взяла гранату? — спросил начальник.
— Тама. — Волька небрежно махнула рукой в сторону большого камня. Она уже приходила в себя, снова становясь обычной, замкнутой, по-детски упрямой.
— Где «тама»?
— А в пещере.
Мы переглянулись, и я, сразу поняв все, кинулся к знакомой нише. И остановился под строгим окликом:
— Отставить!.. Где была одна граната, там может быть и другая, — добавил начальник миролюбиво.
Обломав сапогами черные обгорелые кусты, он встал на колени, заглянул внутрь. И я тоже не утерпел, наклонился.
Из ниши несло холодом, и ничегошеньки в глубине ее не было видно.
— Принеси фонарь.
Я сбегая к машине, через минуту ткнул в темень ослепительным лучом и сразу увидел в стене черную щель, ведущую куда-то вправо.
Начальник заставы отобрал у меня фонарь, приказал отойти подальше и пополз внутрь, осторожно обшаривая на дне каждый камень. Уж и ребята все собрались, и солнечный блик на море погас, и совсем потемнело меж сосен, а начальник все копошился в пещере, и мерцание света в глубине, немое, без каких-либо звуков, будило в душе тревогу, зудящее любопытство, очень похожее на те, что еще помнились из детских сказок о гномах, занятых в подземельях своими всегда таинственными делами.