Услышать такое было приятно и лестно.
— Ну хорошо, — продолжал он, — им пришлось уступить, и вы должны этим воспользоваться. Есть какие-нибудь идеи?
Я знал, что он задаст этот вопрос, поэтому перед уходом с работы посоветовался со старшими в отделах.
В течение получаса я излагал свои идеи. Он спокойно лежал и слушал, потягивая виски и время от времени кивая головой. Я говорил то, что нужно, — это было ясно. Когда я кончил, он сказал:
— Ну что же, неплохо. Совсем неплохо. Сейчас я расскажу вам, как можно сыграть лучше.
Настала моя очередь слушать — это был хороший предметный урок. Все идеи были мои, но поворачивал он их слегка по-своему, причем я сразу же видел, в чем был не прав. Мой вариант тоже был хорош, но обходился чуть дороже. Его вариант давал агентству экономию в десять процентов, а самому Эйткену — право считать себя по сравнению со мной бизнесменом более высокого класса.
Я вдруг заметил, что уже перевалило за девять, и сразу вспомнил слова Уоткинса о том, что встречу желательно не затягивать.
— Понятно, сэр, — сказал я, укладывая бумаги в портфель. — Все будет сделано. А сейчас, если не возражаете, я полечу. У меня в десять свидание.
Он ухмыльнулся.
— Не надо лгать, Скотт. Я знаю, это вас надоумил старый хитрюга Уоткинс. Ну да черт с ним. Сматывайтесь. Завтра жду вас в восемь. — Он допил виски и поставил стакан. — У вас есть девушка, Скотт?
Этот вопрос застал меня врасплох. Я даже выронил на пол несколько бумаг. Нагнувшись за ними, я ответил:
— Постоянной нет, если вы об этом.
— Я не об этом. Время от времени мужчине нужна женщина. Только ни в коем случае не идите у них на поводу, не поддавайтесь их чарам. Женщины — это благо, а блага для того и созданы, чтобы ими пользоваться. — Циничные нотки в его голосе неприятно резанули слух. — Я не хочу, чтобы вы все время работали. Отдыхать тоже надо. Вы не мальчик и должны знать, что женщина — это весьма приятная форма отдыха. Но только не позволяйте ей подцепить вас на крючок. Стоит вам поддаться, увлечься — вы пропали.
— Да, сэр, — произнес я, снова запихивая бумаги в портфель. От него я ничего подобного не ожидал, и такой цинизм задел меня за живое. — Завтра в восемь я буду у вас.
Не сводя с меня глаз, он откинулся на подушки.
— И не работайте в выходные. В пятницу вечером приходить не надо — позвоните только в понедельник утром. Давайте, Скотт, стройте планы на выходные. В гольф играете?
Я сказал, что играю.
— Лучшая в мире игра, если не относиться к ней серьезно. В этом смысле ее можно сравнить с женщиной. К ним нельзя относиться серьезно, иначе попадетесь на крючок — и поминай как звали. Сколько вы набираете?
Я сказал, что в лучшие времена набирал семьдесят два.
Он уставился на меня так, словно видел впервые.
— Так вы же почти профессионал!
— Иначе и быть не могло — я играю в гольф с пяти лет. Мой отец был помешан на гольфе. Даже мать заставлял играть.
Я пошел к двери.
— Завтра в восемь буду у вас.
— Давайте, Скотт. — Он все не сводил с меня испытующих глаз. — И договоритесь с кем-нибудь насчет гольфа. — Рот его изогнулся в скверной улыбочке. — А на вечер найдите себе хорошенькую девчонку. Гольф и женщины — это лучший в мире отдых.
Я наконец вышел из его комнаты. Цинизм Эйткена оставил неприятный осадок, я даже не мог сообразить, ехать мне в лифте или спускаться по лестнице. Но тут в мозгу возникла навязчивая картина: она перед зеркалом, и я направился к лестнице.
Там я остановился и через перила взглянул на нижнюю площадку. Свет не горел, и я почти физически ощутил боль разочарования. Потом до меня дошло, что сейчас только десять минут десятого. Конечно, еще рано, и в спальне ей делать нечего.
Поэтому я вернулся к лифту и спустился в холл.
Там меня ждал Уоткинс.
— Мистер Эйткен сегодня не совсем хорошо себя чувствует, — сказал я, направляясь вместе с ним к парадной двери.
— Его немного лихорадит, сэр. Я полагаю, в этом нет ничего удивительного.
— Вы правы. Завтра вечером я приду снова.
— Не сомневаюсь, что мистер Эйткен с радостью ждет ваших визитов, — сказал Уоткинс, открывая дверь.
Мы попрощались, и я вышел. Стоял жаркий лунный вечер.
«Кадиллак» я оставил на площадке у лестницы и сейчас медленно пошел вниз. Спустившись, оглянулся на дом. Светилась только комната Эйткена, остальные смотрели на меня поблескивающими черными окнами. Где же она: уехала или, может быть, где-то в задней части дома?