«Что вы можете сказать относительно кражи на вашем предприятии? — выспрашивал Левандовский у директора. Тот пожимал плечами: «Вы требуете от меня невозможного, добиваетесь показаний о кражах, о которых мне самому ничего не известно. Если бы я что-нибудь знал, у другого вашего сотрудника куда раньше было бы работы по горло». — «А махинации при поставках? Взятки?» — «Не исключено, однако, как показывает опыт, хищения обычно имеют место в торговле товарами широкого, массового потребления. А что у нас можно украсть? Станок? Вагон? Взятки за прием некачественного сырья? Взяточники — люди расчетливые. Левый заработок? С удовольствием. Убийство? Думаю, что на это они не пойдут».
Кто знал, что Кошух в середине января поехал на попутной машине, вместо того чтобы, как всегда, ехать в командировку на поезде? Кто, кроме водителя? Референт признался без каких-либо уверток: «Дело было так, пан поручик… Кошух пригласил меня в бар и спросил, может ли он воспользоваться случаем и поехать с шофером, который завтра отправится в порт. Я согласился. Есть место, так пусть едет. Только велел ему пометить в командировочном удостоверении, что он ехал на служебной машине…»
Прошлое?
Об этом никто ничего не знал. В отделе кадров поручик листал анкеты и документы Кошуха. Кто его принимал на работу? Все перерыли и не нашли следа. С тех пор трижды проводилась реорганизация отдела снабжения и сбыта. Сменились четыре генеральных директора, а Кошух был давно, был всегда. В его личном деле не хватало первоначальных документов. Кошух не отличался словоохотливостью, документы пропали, прошлое отрезано от настоящего. Анкеты однообразные: родился в Б., там же кончил среднюю школу. До войны не принадлежал ни к какой организации. В Сопротивлении не участвовал. Не участвовал? В анкете писал одно, а жене говорил другое? Вспоминал о партизанском отряде, о событиях, завершившихся трагическими потерями, а здесь черным по белому: нет. Трещина. Анкета становится подробнее в части, касающейся послевоенных лет. В 1946 году Кошух уже проживает в Познани, в 1947 году приступает к работе на этом заводе. Документа, на основании которого его оформили на работу, нет. Тогда принимали на завод столько народу! Принимали каждого, кто хотел.
Итак, никаких данных…
Есть еще одно место, где хранятся документы, — паспортный стол. Там бумаги не пропадают. Поручику дали тощую папку. Фотографии? Левандовский разложил бумаги рядком на столе и смотрел на них, машинально переводя взгляд с документа на документ, с «кеннкарте» на бланк, содержащий анкетные данные. На «кеннкарте» отпечатки пальцев — и на бланке в паспортном столе отпечатки пальцев. Как вдруг…
Поручик вскрикнул. Работник архива подал ему увеличительное стекло. То, что поручик заметил невооруженным глазом, подтвердилось: отпечатки пальцев были не одинаковые. Отпечатки пальцев Анджея Кошуха, 1915 года рождения, уроженца города Б., оставленные на оккупационном документе, отличались от отпечатков пальцев человека с той же фамилией и той же датой рождения, получавшего семь лет назад паспорт в милиции. Какие же из них были отпечатками пальцев мужчины, убитого ударом кинжала в сердце?
* * *