— Нет, — возразил Кедровский. — Если бы его заслали сюда в 1947 году, все бумаги были бы у него в идеальном порядке. Специалисты не делают таких промахов с отпечатками пальцев, не говоря уже о подписи, и не оставляют на документе двух слоев клея.
— Может, он сам сфабриковал себе удостоверение…
— …И вернулся в Польшу для того, чтобы годами маскироваться? На Западе ему легче было скрываться. Нет! Я думаю, что он попросту не смог отсюда выбраться. Такие случаи бывали.
— Гипотезы, — буркнул Левандовский.
— Что же нам еще остается? Мы не нашли преступника — и потеряли жертву. Вместо одной загадки надо решать две. Уравнение с двумя неизвестными.
— В такой системе уравнений для большей точности сначала «икс» выражается «игреком». Итак, предположим, что Кошух нам известен, и пойдем назад по вещественным следам самого преступления. Заберемся как можно дальше в прошлое, поскольку сорванный парик указывает на прошлое. Прежде чем мы разыщем четвертого мужчину, который был в тот день в номере убитого, надо разобраться с тремя другими: журналистом, служащим верфи и доктором. Доводя вопрос до абсурда, следует подозревать всех троих одинаково. И искать четвертого. Попытаемся рассмотреть вблизи жизнь каждого из этих трех человек: журналиста, служащего верфи, врача…
— Но только так, чтобы не спугнуть их! Это очень важно.
* * *— …Товарищ майор! — докладывал по телефону из управления дежурный офицер. — Вы ведете дело об убийстве в гостинице «Сьвит»? Тут гражданка одна явилась, из типографии, хочет дать показания.
— Через четверть часа буду в управлении. Пусть ждет! Пусть непременно меня дождется!
Майор проработал в милиции около пятнадцати лет, и весь его следовательский опыт свидетельствовал о том, что, если в управление в десять часов вечера приходит женщина, которая хочет дать показания, это всегда означает открытие каких-то новых фактов. Женщине больше невмоготу сохранять тайну, ей нужно поскорее снять тяжесть с души, и она прибегает в милицию именно вечером, украдкой, чтобы никто ее не заметил.
— …Вы ко мне? — Майор указал женщине на кресло.
Она присела на самый краешек и не знала, как начать.
Майор помог ей:
— Вы работаете в типографии?
Женщина утвердительно кивнула.
— Вы знаете журналиста Грычера?
— Потому-то я и пришла.
— Откуда вам известно о преступлении в гостинице «Сьвит»? — Он хотел это выяснить, поскольку милиция старалась по возможности не привлекать внимания к расследованию алиби Грычера.
— Я узнала случайно, от соседки. Ее знакомая работает в «Сьвите».
— Понятно. Продолжайте, пожалуйста.
— Она рассказала мне об убийстве неделю назад. А я… А я, пан майор, сказала неправду! — с отчаянной решимостью призналась женщина.
— Кому? — Майор притворился удивленным, хотя уже обо всем догадывался.
— Я работаю в типографии вахтером…
Майор принял это к сведению.
— Меня вызывали в отдел кадров. Уже давно… И спрашивали обо всех, кто вечером 15 мая входил и выходил из типографии. Я тогда ни о чем понятия не имела… Ни о преступлении в гостинице, ни о том, что Грычер там был… — Женщина очень волновалась, ей не хотелось подводить журналиста, и в то же время она боялась, как бы ее не привлекли к ответственности за ложные показания. — Я тогда сказала, что он никуда не отлучался. А на самом деле он…
— Грычер? — уточнил майор Кедровский.
— Грычер… Он вышел около девяти и отсутствовал целый час.
— Почему же вы об этом умолчали?
— Да ведь, думалось, зачем болтать лишнее, у человека будут неприятности… Я знаю, ну, он изменяет жене. И встречается с той, с другой, во время дежурства. А он, оказывается, был в гостинице. В тот самый вечер.
— Вам придется подписать протокол, — предупредил майор.
Женщина уже не сдерживала слез, она плакала открыто, не таясь. Кедровский успокаивал ее, уверяя, что никто об этом не узнает. Он поспешно записывал ее показания.
— Часто Грычер выходил, когда был дежурным редактором?
— Нет, изредка. Но его девушку я знаю в лицо. Она иногда ждет его у проходной…
Итак, Грычер утаил, что отлучался на целый час. В типографии никто его не выдал. Может быть, для дела этот факт не имеет ровно никакого значения. А может быть?… Сын крестьянина из-под Быдгощи, Грычер, в то время еще мальчик, всю оккупацию прожил в деревне, у отца. Только за год до освобождения его отправили в Познань на завод, тот самый, где впоследствии работал Кошух… Однако парень появился там в последний раз накануне вступления поляков в Познань. Он добровольцем пошел в армию, участвовал в боях на Западных землях, дошел до Одера. После демобилизации сдал в Торуни экзамены на аттестат зрелости, там окончил юридический факультет и к ним, в портовый городок, приехал уже журналистом. Никогда его жизненные тропы не пересекались с тропами Кошуха. Один лишь раз, в больнице, вне всякого сомнения — случайно. «Но не встречались ли они в нашем городе раньше? — думал майор Кедровский. — Не была ли встреча в больнице случайным продолжением давнего знакомства? Что в действительности связывало Грычера с Кошухом? Почему он утаил от следствия этот час? Почему? Из джентльменских побуждений, чтобы уберечь даму сердца от неприятных расспросов, а также для самозащиты, чтобы не нарушать домашний покой?»