Расстались они возле Шатле, Люка бегом спустился по лестнице в метро, а Мегрэ стоял в нерешительности посреди тротуара. Небо розовело. Улицы тоже казались розовыми. Это был один из первых дней, когда запахло весной, и все террасы кафе заполнились людьми.
Чего бы ему поесть? Ведь он был свободен, мог пойти куда угодно, а потому и задал себе этот вопрос совершенно серьезно, перебирая в памяти различные рестораны, которые были ему по душе. Сначала он сделал несколько шагов в сторону площади Согласия, но тут же почувствовал укоры совести, потому что без всякой нужды отдалялся от своего дома. В витрине одной из колбасных он увидел уже приготовленные устрицы, политые маслом, словно покрытые лаком, и посыпанные петрушкой.
Его жена не любила устриц, и потому он ел их нечасто. Но в этот вечер Мегрэ решил полакомиться, иначе говоря, «воспользовался случаем», и повернул к ближайшему ресторану на площади Бастилии, который славился этим блюдом.
Там его знали.
— Один прибор, мсье Мегрэ?
Официант смотрел на него с оттенком удивления, с легким укором. Так как он был один, ему не предложили удобного столика, а усадили в своего рода коридоре, напротив колонны.
Да, он, собственно, и не ожидал ничего особенного. В сущности, ему даже не хотелось идти в кино. Он не знал, куда девать свое грузное тело. И в то же время чувствовал какое-то разочарование.
— А что будете пить?
Он не осмелился заказать какое-нибудь изысканное вино, опять-таки не желая показать, что пользуется случаем.
И через три четверти часа, когда в синеющих сумерках зажглись фонари, он уже стоял в одиночестве на площади Бастилии.
Ложиться спать было рано. Вечернюю газету он успел прочитать у себя в кабинете, начинать новую книгу не хотелось, а то еще зачитаешься и заснешь слишком поздно.
И он направился в сторону Больших Бульваров, решив все же пойти в кино. Дважды он останавливался и смотрел на афиши, кинофильмы его не привлекли. Какая-то женщина пристально на него посмотрела, и он чуть не покраснел, поняв, что она угадала его временное положение холостяка.
Может быть, она надеялась, что он воспользуется этим? Она обошла его, обернулась, и чем больше он смущался, тем больше она убеждалась, что это робкий клиент. Проходя мимо него, она даже пробормотала несколько слов, и, желая отделаться от нее, он перешел на противоположный тротуар.
Даже пойти одному в кино казалось ему предательством. Или, во всяком случае, чем-то неестественным. Но все же он пошел в маленький кинотеатр в подвале, где показывали только новости дня.
В половине одиннадцатого Мегрэ снова был на улице, постоял, набил трубку и поплелся к себе на бульвар Ришар-Ленуар.
В общем, весь вечер ему было не по себе, и, хотя он не делал ничего предосудительного, где-то в уголке сознания его как бы мучили укоры совести.
Поднимаясь по лестнице, он вынул из кармана ключ и направился к своей двери, из-под которой не виднелось полоски света. Навстречу не пахнуло ничем вкусным. Ему самому пришлось включить в комнате свет, потом он подошел к буфету и решил еще выпить, не чувствуя на себе сегодня укоризненного взгляда жены.
Он начал раздеваться, затем подошел к окну, чтобы задернуть шторы, и, когда он уже снимал подтяжки, раздался телефонный звонок.
В ту же минуту он понял, что произошло что-то неприятное и что именно этим объяснялось его плохое настроение на протяжении всего вечера.
— Алло!..
Он боялся, что сейчас услышит голос жены, которая скажет, что его свояченица умерла… Но звонили из Парижа.
— Это вы, шеф?
Значит, звонят из уголовной полиции. Он тут же узнал пронзительный голос Торранса, так напоминавший звуки трубы.
— Я рад, что вы вернулись домой. Звоню вам уже четвертый раз. Я уже звонил Люка и узнал от него, что вы пошли в кино, но он не мог сказать, на что именно…
Взволнованный Торранс, казалось, не знал с чего начать.
— Я звоню по поводу Жанвье…
Странная реакция, Мегрэ машинально спросил ворчливым голосом:
— А что ему надо, Жанвье?
— Его только что отвезли в больницу Кошен. Кто-то всадил ему пулю в грудь…
— Что ты говоришь?
— Думаю, что он сейчас на операционном столе.
— Откуда ты звонишь?
— С набережной Орфевр. Кто-то должен же быть здесь. Я сделал все необходимое на улице Ломон. Люка поехал в больницу. Я позвонил мадам Жанвье, и она, вероятно, уже там.
— Еду немедленно туда.
Он хотел уже повесить трубку и одной рукой стал натягивать подтяжки, как вдруг догадался спросить:
— Это Паулюс?