Несколько мгновений командир стоял неподвижно, чуть наклонившись вперед, стиснув ладонями спинку кресла.
— Акопян, код! Штурману готовить к пуску вторую систему!
Виктор Сергеевич выпрямился, посмотрел вокруг.
Бортинженер уже щелкал клавишами вычислительной машины, набирая код проверки системы жизнеобеспечения. Марина, присев у медицинского пульта, колдовала над приборами. Второй пилот Сергей Меркулов спокойно смотрел на командира.
— Вот что, Сережа, — сказал Виктор Сергеевич и взял Меркулова под локоть, будто собрался совершить с ним небольшую прогулку, — посмотри автоматику контроля… Может, завис регулятор?
Меркулов согласно кивнул. Отключив магнитные подошвы ботинок, он резко оттолкнулся и взмыл вверх к люку аппаратного отсека.
— Командир, — каждые три минуты повторяла Земля, — три канала свободны для связи! Три канала свободны для связи!
В аварийных условиях было принято не говорить «под руку», до минимума сократить связь с экипажем корабля, оставаясь все время на приеме.
— Виктор Сергеевич! — от волнения у Акопяна появился акцент. — Виктор Сергеевич, ЭВМ сбоя в системе не нашла!
Панин молча кивнул.
— Вторая система к пуску готова, — негромко сказал штурман.
В отверстии верхнего люка показались ноги Сергея Меркулова, и массивная фигура второго пилота вплыла в рабочий отсек.
Придерживаясь за перила, Меркулов спустился на пол, ни на кого не взглянув, наклонился, подключил датчики магнитных ботинок и величественно прошагал к креслу. Все молча ждали.
— Вот, — сказал он.
На раскрытой ладони лежал небольшой изогнутый кусок проволоки в красной изоляции.
— В клапане нашел. Прилипла. Как только включаем автомат проверки — начинают работать вентиляторы, проволока отходит, машина сбоя не показывает.
Говорил Сергей с длинными паузами, недовольным голосом, словно его разбудили из-за пустяка.
Стрелка прибора медленно полезла вверх: 15 процентов кислорода, 17 процентов…
Виктор Сергеевич сдержанно улыбнулся.
…И опять на вахте один Василий Карпенко. Остальные спят в «осеннем сосновом бору».
III
Сорок третьи сутки полета.
В то утро к завтраку Марина задержалась. Пообещала принести из оранжереи свежих огурцов и как в воду канула.
Из динамиков в кают-компании лилась бодрая мелодия. За раскрытыми дверцами на панели автоматической кухни светился ровный ряд зеленых глазков: блюда, заказанные на завтрак, готовы. Космонавты в спортивных костюмах сидели вокруг стола, оживленно переговариваясь. Перед каждым были расстелены обычные на вид салфетки, но тарелки и чашки, поставленные на них, ни за что не «разбегутся» по кают-компании даже при резком торможении.
Виктор Сергеевич сидел ближе всех к раздвижной перегородке и, беседуя, не забывал посматривать на командный пульт. Он был на вахте.
— Куда же запропастилась наша хозяйка?
— Марина!
Марина появилась в двери кают-компании и замерла на пороге. Ко всеобщему изумлению, она была растрепана, бледна. Ожидаемых огурцов в руках у нее не было.
— Машка пропала!
— Какая Машка?
— Я шла в оранжерею, по пути заглянула в виварий… Все мыши на месте, а ее нет. И дверца клетки закрыта.
— Натворит она, братцы…
— Вы понимаете? Дверца клетки закрыта!
Марина растерянно смотрела на товарищей.
— Так, — сказал Виктор Сергеевич, поднимаясь. — Завтрак откладывается.
Космонавты гуськом поднялись по винтовой лесенке на антресоли. Дверь в виварий была открыта.
— Ну, ищи ветра в поле! Странствует теперь паша Машка по кораблю.
Осмотрели виварий. Здесь не то что мыши, мухе спрятаться было негде.
Акопян, грохоча ботинками, побежал закрывать люк в аппаратный отсек. С переполоху заголосил петух, висевший, как попугай, на сетчатой стенке клетки. Куры, чинно восседавшие на деревянном насесте, на это никак не отреагировали. Рядом с ними в воздухе плавали два снесенных ими за ночь яйца.
Шаг за шагом стали осматривать рабочий отсек.
— Виктор Сергеевич, посмотрите! — Карпенко стоял перед командным пультом. — Утечка. Утечка воздуха из трюма!
Жора Калантаров, задумчиво наблюдавший за приборами, неожиданно улыбнулся.
— Виктор Сергеевич, кажется, я знаю…
— Что ты знаешь?
— Ну, того… где утечка.
Обычно Виктор Сергеевич никогда не торопил Жору, но сейчас нужно было быстро принять решение.
— Кажется или знаешь?
— Я сам устраню неисправность. Разрешите выйти за пределы корабля?