— Значит, все-таки плотина… Лонг был прав…
— Все это я говорю только, чтобы ты понял самое главное. Наши роботы, соприкоснувшиеся с энтропийным полем, ненадежны. Они могут стать носителями этого враждебного людям хаотического начала. Нельзя допустить, чтобы вы увезли их с собой на Землю.
Рент видел, как лицо Глеба на экране постепенно искажалось, покрывалось рябью помех, одновременно, очевидно, росло и напряжение передачи, потому что свечение экрана все увеличивалось и теперь отливало ослепительным фиолетовым блеском. Шипение и треск внутри аппарата усилились и перешли в противный зудящий визг. Рент увидел, что на фоне аварийного экстренного вызова, стоящего на его столе, замигал красный сигнал, но он не двинулся с места.
— Уводи корабль. Мы будем сворачивать пространство вокруг планеты, замыкать эту его часть. Слишком велик прорыв, его нельзя ликвидировать иначе.
— Но ты, как же ты?!
— Контакт все-таки возможен… В других частях… Там, где напряжение меньше, вы сможете… Анты ждут помощи, теперь они знают… Другие операторы… — Визг перешел в громовой вой. Больше ничего нельзя было разобрать. Ослепительно вспыхнул в последний раз экран. Лицо Глеба вновь на несколько секунд стало четким. — Не забудь про четвертый том лингвистики, там код к записи, сделанной в долговременной памяти Центавра. Это вам подарок от антов. Его надо расшифровать, я надеюсь, ты справишься, старина, прощай…
Без треска, без вспышки изображение исчезло, словно его никогда и не было. Все заполнил собой тоскливый вой аварийного вызова.
Несколько секунд Рент стоял оглушенный, чувствуя, как на лбу у него выступают холодные капли пота. Потом медленно, нетвердой походкой он подошел к столу и надавил на клавишу фона.
— Что случилось?
— Направленный выброс энтропии из протуберанца в нашу сторону. Это похоже на атаку, капитан. Я не могу к вам пробиться вот уже полчаса… Включены резервные мощности… Защита едва справляется, что будем делать?
— Отдайте команду к стартовой подготовке. Мы уходим.
На второй день после включения основной тяги и начала разгона Элана исчезла со всех экранов. Исчезла, чтобы никогда больше не появляться. На ее месте в этой части пространства возникла невидимая черная звезда. В научных справочниках она получила наименование «Черная дыра № 198-2».
Эдуард ХЛЫСТАЛОВ
ЗАПАХ КОНЬЯКА
Лельку люди любили. Всегда чистенькая, грубого слова зря не скажет. Наливает вино ли, коньяк, всегда точно, как в аптеке. Она аккуратно достает из ящика очередную бутылку, тщательно ее протирает чистой тряпкой и ставит сверкающую на стойку. Затем левой рукой накрепко прижимает бутылку к груди, а правой берет согнутую отвертку и ловко поддевает пробку. Открывать бутылку тоже нужно уметь. Иногда от нажима пробка высоко отлетала в сторону, попадала на поднос с бутербродами или отскакивала далеко в зал и закатывалась под столы. Когда бутылка попадалась трудная — пробка не поддавалась, отвертка срывалась, приходилось поддевать второй и третий раз. Тогда Лелька не выдерживала, ругалась, понося свою неблагодарную работу.
Из тенистой аллеи в кафе вошел мужчина в темном поношенном костюме с бабочкой. Он встал около буфетной стойки, спрятал книгу, дождался, когда пройдут люди, и попросил:
— Лелечка! Будьте любезны, выручите артиста. Ей-богу, деньги отдам. Получу гонорар, и сразу… с процентами. Не верите? Могу в залог книгу оставить. Конан-Дойль. Из подписного издания…
— Говорю, отстань. Зачем мне твой Дойль? Все интересное по телику посмотрю… Тебе налью, а вдруг проверка, недостачу обнаружат… По статье уволят… Не мешай работать, видишь, гости пришли, их нужно по всей форме обслужить…
— Сколько стоит капля коньяка? — спросил буфетчицу глуховатым голосом верзила с перстнем на пальце.
— Бесплатно, — равнодушно ответила буфетчица.
— Тогда накапай двести грамм! — радостно захохотал остряк.
— Я тебе сейчас по шее накапаю. Тоже мне, грамотные стали! — вспыхнула Лелька.
К буфетной стойке подошел молодой мужчина.
— Сто грамм с прицепом, — попросил он Шутову.
— А прицеп какой?
— Нужно знать: шоколадная конфетка.
Он взял стакан с коньяком, выбрал свободный столик, сел за него. Достал сигареты, покурил, огляделся. Потом незаметно для окружающих спрятал стакан с коньяком во внутренний карман пиджака и быстро вышел из кафе.
— Ну как? — встретил его в полутемной аллее мужчина.
— Все в порядке. Только иди потише, а то расплескается…
Андреев заторопился с раннего утра. Наскоро позавтракав, выскочил на улицу. Автобуса ждать не стал и, радуясь «грибному» летнему дождю, быстрым шагом пошел на работу. Ходьба немного успокоила.
Зашел в дежурную часть.
— Струмилин у себя? — спросил он дежурного.
— Нет еще. Будто не знаешь, что Струмилин раньше чем за час не приходит, спортом занимается…
Дежурный заканчивал смену, готовил к передаче документацию, журналы, сводки и поэтому спешил. В углу тяжело застучал телетайп, отбивая на длинной бумажной ленте строчки о последних происшествиях в городе.
Андреев снял с доски ключ от рабочей комнаты. Ключ с картонной биркой от кабинета начальника висел на своем номере. Перепрыгивая через две ступеньки, вбежал на третий этаж, открыл свою комнату, бросил плащ на спинку стула, распахнул окно, вспугнув приютившихся на подоконнике воробьев. Тут вспомнил — забыл для птиц хлебные крошки, а ведь специально завернул в бумажку.
Подошел к старинному тяжелому сейфу, достал три исписанных листа бумаги. Несколько раз внимательно прочитал их, сложил в картонную папку. Решительно достал из ящика красный фломастер и написал на обложке два слова: «Запах коньяка».
Сегодня Андреев хотел попасть к начальнику до начала работы, чтобы с глазу на глаз поговорить о полученных сведениях… О тех записях на трех листках. Утро — самое время с ним посоветоваться, до звонков, до будничной суматохи…
В тиши коридора раздались четкие шаги — так ходит только начальник ОБХСС, полковник милиции Струмилин. Подумал с невольной завистью: «За пятьдесят, а какой подтянутый, не зря кроссы по утрам бегает». Снова перечитал листки, сложил их в папку.
— Разрешите? — спросил Андреев.
— А, доброе утро. Заходи, Владимир Павлович. А я смотрю, ключа от вашей комнаты на доске нет, думаю, кто это сегодня так рано пришел?
— Виктор Николаевич, есть данные, что в буфете парка культуры продают разбавленный коньяк.
— Что же это за такие данные? — добродушно улыбнулся полковник. — Достоверные?
— Пантелеев выезжал, проверял.
— Может, сегодня возьму в буфете контрольную закупку — и на экспертизу?
— А если не подтвердится? Пантелеев проверял, теперь повторная проверка… Для честного человека самое малое — это обида…
— Не хотел говорить… Как узнал от Пантелеева, в воскресенье пошел в парк. Уговорил жену зайти в буфет. Купил сто грамм, попробовал: крепкий, но вроде запах не тот…
— Запах, запах, — перебил его Струмилин. — Для обвинения нужны бесспорные доказательства.
Струмилин достал сигарету, долго разминал ее над корзинкой. Теперь он вспомнил точно: в этом кафе не был ни разу. Но почему-то ясно представил этих буфетчиц с подведенными ресницами, подкрашенными губами, самоуверенных и крикливых. Они все чем-то были друг на друга похожи: в накрахмаленных передничках, белых расшитых кокошниках.
— Как они работают? — спросил полковник.
— За стойкой постоянно Ольга Шутова. Бутылку открывает перед покупателем, потом ее не прячет, а держит на стойке. На всех бутылках штамп бухгалтерии, значит, товар оприходован, получен со склада.
— Пробки на бутылках какие?