Присев, он забросал толстым слоем песка ноги. Улегся на живот, здоровой рукой стал сдвигать выброшенный песок на спину, пока не ощутил на себе достаточную тяжесть. Теперь из-под песка торчали только голова, руки и ствол берданки. Абдулла положил шапку под подбородок, осторожно выдвинул берданку, приставил приклад к плечу, прицелился. Мушка легла на канистру. Он повел ее вниз к нижнему обрезу сосуда, чтобы вода вытекла из него полностью.
Подождал немного, унимая сердце, дрожь волнения в руках. Мушка замерла неподвижно, и тогда Абдулла плавно нажал на спуск.
Раскатом грома ударил в тишине выстрел. Абдулла почувствовал, что попал. Диверсанты вскинули головы, вскочили.
Он втянул винтовку под живот и резким движением подрезал полураскрытой горстью песчаную глыбу. Она мягко обрушилась на голову и, растекаясь, укрыла его полностью. И сразу над ним глухо ударила автоматная очередь. Одна, другая. Потом выстрелы смолкли…
ГЛАВА V
Дышать стало трудно. Абдулла держал нос и рот в полости шапки, с трудом втягивая в себя душный, пропитанный потом, вязкий воздух. Забилось, часто застучало сердце, кровь бешено колотилась в висках, легкие казались маленькими, рвались из груди. Хотелось сбросить с себя невыносимую тяжесть, вскинуть голову, глотнуть свежего воздуха. Но Абдулла неимоверным усилием воли сдержался, приноровился дышать часто и мелко, обманывая раздираемые болью легкие.
Хорошо, если диверсанты испугались и ушли. А если нет? Если, разделившись, ищут его в окрестностях. По следам не найдут. Он шел шаг в шаг за ними, ступая в выемки, оставленные крепкими башмаками. Словно чувствовал, что рано или поздно это пригодится. Да и опасался, вдруг диверсанты повернут назад, на свои следы, заплутав или еще по какой причине; заметят, что их кто-то преследует. Тогда несдобровать ему. Предусмотрительность выручила. Далеко искать тоже вряд ли будут. Заблудиться в бесконечном разливе барханов проще простого, они это знают. На их месте он, Абдулла, постарался бы уйти как можно быстрее, оторваться от преследования, воспользовавшись ночной темнотой. Они ведь на чужой земле.
Абдулла гасил в себе почти неопреодолимое желание высунуться хоть немного, вздохнуть, глянуть, что делается внизу. Нельзя, надо терпеть, пока есть хоть немного сил и можно, пусть с огромным трудом, дышать.
Порой, сам не замечая этого, он терял сознание, но разбуженный болью в легких мозг вновь незаметно «включал» его, и прерванная мысль продолжала свой бег. Ощущение времени Абдулла потерял, ватная глухая тишина песчаной могилы поглотила его. Но чувствовал, как с каждой минутой слабеет все больше. Кислорода измученному телу не хватало, кровь постепенно отравлялась, и ему казалось, что у него растет, разбухает голова, становится огромным пустым шаром, заполнившим все пространство, в котором, переливаясь, играли солнечные блики.
И, понимая, что через мгновение он полностью потеряет контроль над собой, Абдулла последним усилием воли пробил головой слой песка, втянул в себя воздух жадно и глубоко. Голова закружилась, и он вновь, теперь ненадолго, потерял сознание.
Когда очнулся, звезды на небе уже погасли, развиднелось. Внизу никого не было. Ни диверсантов, ни рюкзаков, ни канистры. «Неужели промахнулся, — с горечью подумал Абдулла. — Нет, не может быть». Тлел незатоптанный костерок, над ним вился едва различимый белесоватый дымок. Ушли? А вдруг засада?
Он долго еще лежал, не шевелясь, сдерживая желание подняться, размять затекшее одеревеневшее тело, глотнуть воды. Слушал пустыню обостренным до предела слухом чабана, способным различить сотни шорохов и звуков вплоть до едва уловимых. Раздувая ноздри, глубоко вдыхал утренний воздух, пытаясь поймать незнакомый запах в бедных ароматом песках. Травы и кустарники, прокаленные солнцем, почти не пахнут. В стерильно чистом пустынном воздухе посторонние запахи, даже тонкие, обнажались, усиливались. Но пустыня отвечала ему знакомыми и привычными звуками, приятной свежестью не замутненного ничем посторонним утреннего воздуха, и постепенно таяла сверхпредельная, обостренная настороженность.
Опираясь на здоровую руку, Абдулла с трудом стряхнул со спины тяжелый, слежавшийся слой песка, медленно встал во весь рост, напрягшись, зябко поеживаясь в невольном ожидании выстрела. Мгновенно крутанул голову, оглядевшись вокруг. Но пустыня не обманула его тихим своим спокойствием. Диверсанты действительно ушли.
Абдулла высыпал из ствола берданки насыпавшийся туда песок, продул его, протер затвор. Вложил в патронник свой последний патрон и стал спускаться с бархана вниз, в распадок к привалу диверсантов.