Нетронутый костер еще тлел, открытые банки с консервами были полны. Поодаль блеснули рассыпанные стреляные гильзы. Но все это пока не интересовало Абдуллу, он торопился туда, где лежали раньше рюкзаки и канистра, с тревожной надеждой вглядываясь в плотный песок.
Вздохнул с облегчением, улыбнулся. Под мощным искривленным стволом саксаула расплылось большое мокрое пятно.
«Попал, — подумал Абдулла удовлетворенно. — Но где же канистра? Наверное, прихватили с собой, надеются где-нибудь наполнить. Но где?»
Диверсанты искали его, он приметил следы, разбежавшиеся во все стороны по склонам. Но поиски длились недолго, сработал инстинкт самосохранения.
Абдулла потянулся было к открытой консервной банке, но брезгливость пересилила. У него еще оставался чурек и сахар. Да и надо было спешить вслед за диверсантами, попытаться узнать, куда они пойдут.
Если раньше он был осторожен, то теперь утроил бдительность, останавливаясь и прислушиваясь через сотню шагов: на очередной гряде надолго залегал, напряженно всматриваясь в открывающийся простор. Вдруг диверсанты вздумали проверить, не идет ли кто за ними, оторвались ли они от преследования?
Они могли это сделать двумя способами, рассуждал Абдулла. Или внезапно повернуть назад, все вместе, или оставить в засаде одного из группы. В том, что они это сделают, Абдулла не сомневался, весь вопрос — когда и где. Потеряй он бдительность хоть на одно мгновение — и конец.
Абдулла был почти уверен, что парашютистов ведет по пустыне человек, хорошо знающий эти места. Ибо ни по одной карте не пройдешь так уверенно. Проводник безошибочно нашел лучший выход из Коюнлы, отыскал для дневки заброшенный агил, расположенный чуть в стороне от естественной дороги на юг. О существовании этого агила Абдулла и не подозревал. И теперь тот быстро вел группу к колодцу Ата-куи. Абдулла уже догадался и теперь только хотел окончательно убедиться в этом.
«Пройду еще немного», — решил, лежа на животе и пристально рассматривая противоположный бархан с голой, не внушающей опасений вершиной. Он намеревался встать, но скосил глаза влево, к небольшой седловинке, набитой доверху сухими шарами верблюжьей колючки, занесенными туда ветром. Ему показалось, что верхний крайний шар слегка шевельнулся. Отчего? Стояло абсолютное безветрие. Может, под собственным весом осыпался песок, и шевельнулся шар. А может…
Рисковать Абдулла не стал, бесшумно начал сползать вниз. Идут диверсанты к Ата-кую, свернув с намеченной дороги. Надеясь там пополнить запасы воды, — теперь это ясно.
Впервые Абдулле улыбнулась удача. В Ата-кую воды не было. Колодец окончательно пересох года три назад. Иссяк небольшой водоносный пласт. Но проводник диверсантов, видимо, не знал об этом и вел их туда. Придут они к колодцу только к вечеру, не раньше. «Придут, убедятся, что воды нет. Что будут тогда делать?» — мысленно задал себе вопрос Абдулла, присев на корточки под раскидистым кустом и давая отдых уставшим ногам.
Додумать не успел. Сверху раздался шорох осыпающегося песка, тяжелое прерывистое дыхание. Бархан с другой стороны круто обрывался, и взобраться на него было нелегко.
Абдулла затаился, сжался в комок, не шевелясь, не дыша и даже не думая. Только отрывисто и тонко билось в висках: «Видит или не видит, пойдет дальше или нет? Вот, кажется, и все».
Но диверсант на вершине бархана не двигался, дышал все ровнее и спокойнее. Только единственный этот шелестящий звук выдавал его.
Абдулла сидел неудобно, спиной к вершине, зажав берданку между колен. Хоть и заряжена, но встать, обернуться и вскинуть винтовку он не успеет. За это время его можно трижды уложить на месте.
Положение безвыходное. Он ясно представил себе, как, отдышавшись, диверсант начнет спускаться по пологому склону и, миновав невысокий песчаный заструг, увидит его, Абдуллу, сквозь просветы нижних концов ветвей, на которых не было листьев. Время сорвалось, побежало в такт бешено колотящемуся сердцу. Сколько еще мгновений, секунд, минут отпущено ему судьбой?
Но первый, обжигающий прилив страха прошел. Опасность до предела обострила чувства, бессмысленно и безвольно ждать решения своей участи Абдулла не стал. Раздвинув колени, повел ствол берданки вниз, влево, оторвал тяжелый приклад от земли, поднял винтовку на уровень груди, собирая волю, все свои душевные силы в кулак, чтобы разом, вмиг подняться под пули. Может, он успеет первым…
Прислушался в последний раз перед тем, как вскинуться, и до ушей явственно донеслось тихое ругательство на чистейшем туркменском языке. Три слова, брошенных в сердцах.