— Привет, красавица!
Захлопываю дверь и, подцепив Искру под руку, веду ее в кабинет.
— Садись. Надо поговорить.
Искра вздергивает брови и округляет рот.
— Может быть, ты предложишь мне раздеться?… Ты что — только что вошел? Почему ты в макинтоше, бай-Слави?
— Спроси меня о здоровье, — подсказываю я.
— Да, кстати, как ты себя чувствуешь?
— Превосходно! Дорога и заботы — лучший лекарь… Ну а теперь хватит молоть чепуху! Говори: зачем ты подсунула мне это?
Быстрым движением подношу к лицу Искры записку, найденную мною в Плевене. «Вам угрожает опасность».
— Твоя работа?
— Ты о чем, бай-Слави? Что здесь написано?
Так… Дорога порядком измотала меня, но только сейчас я понимаю, как сильно устал. Ноги у меня слабеют… «А ты, собственно, на что надеялся. На чудо?» В чудеса я не верю и все же задаю Искре новый вопрос, содержащий глуповатую фразочку, запрятанную среди других. Сам не знаю, зачем задаю — так, на всякий случай.
Брови Искры медленно ползут вверх, собирая морщины на лбу.
— Ты о чем, бай-Слави? — повторяет Искра. — Никак не разберу, что это ты несешь!
— Не разобрала?… Тем лучше. Это я так, пошутил… Слушай, Искра, поедем вечером в ресторан? Ты любишь кофе по-варшавски с тмином и сливками?
— С тмином?… А разве в кофе кладут тмин?
Не знаю. Наверное, нет. Во всяком случае, теперь это не имеет значения. Ответ Искры даже отдаленно не напоминает тот, которого я жду, хотел бы услышать… Значит, ошибся!
Всю дорогу от Плевена до Софии я гадал, кто и когда подложил мне записку. Метод исключения привел к Искре; и хотя ее дружба с Петковым, казалось бы, сводила на нет шанс, что Слави сумасшедше повезло и он случайно встретился с кем надо, не стоило отбрасывать этот шанс. Один на миллион… Что ж, на нет и суда — нет.
— Раздевайся, Искра. Подождем Атанаса и поедем.
Искра нехотя стягивает пальто. Она все еще недоумевает и потому сердита.
— Что за записка, бай-Слави? Почему ты решил, что я ее писала? Не молчи, пожалуйста! Я успела прочесть. Там сказано, что тебе угрожает опасность. В чем дело?
Я перевешиваю пальто через руку и глажу Искру по волосам.
— Успокойся. Все очень просто. В Плевене я нашел в кармане бумажку… И решил вернуться. Поняла?… Может, кто-то подшутил, а может, нет. Коммерция дело хитрое, подвох на подвохе. Конкуренты, как один, норовят ободрать тебя… Но бывает — найдется человечек и подскажет вовремя; не лезь, мол, в то или се, прогоришь… За это «смажешь» его потом. Поняла?
Искра с притворным гневом бьет меня по руке.
— Скверный! Ты меня напугал… Ладно, я тебя прощаю. Что мы будем делать?
— Ждать Атанаса… Слушай, Искра. Не стоит рассказывать ему ни о чем. Договорились?
— Как хочешь, бай-Слави.
Не женщина — сама покладистость… Не слишком ли?… Впрочем, думать об этом мне не хочется. Гораздо больше заботит меня грядущая встреча с Атанасом.
— Ну и кавалер! — капризно говорит Искра. — Позвал, а не развлекает. Ску-учно, бай-Слави.
— Скучно, — говорю я серьезно. — У Атанаса есть второй ключ?
— Конечно, есть…
«Значит, могу и не услышать», — соображаю я.
7
Нет, что ни говори, а ясность в делах не всегда приносит радость.
Я вытираю разбитую губу и вслушиваюсь в звон браслетов на руках. Петков, тяжело дыша, стаскивает с пальцев кастет и прячет его в карман. Разминает правую руку, похрустывая суставами. Вид у него далеко не парадный. Я быстренько прикидываю, во что обойдутся ему новые пиджак и рубашка, и испытываю маленькое удовольствие. Маленькое, ибо сотня левов и даже пять сотен ничто в сравнении с убытками Слави Багрянова.
— Ну как, успокоились? — говорит Петков довольно мирно.
— Вполне, — говорю я и пробую потереть висок.
Хорошо, что кастет только скользнул, содрав кожу. Хуже было бы, если б шипы проломили кость. Висок саднит, но терпеть можно.
Петков назидательно поднимает палец.
— Сами виноваты. На кой дьявол вам понадобилось меня душить?
— И вы еще спрашиваете?
— Ох, Багрянов! Кажется, мы договорились: без эмоций. Я был склонен вам верить… И надо же!
— Теперь не поверите?
Петков пожимает плечами. Боком присаживается в кресло, покачивает ногой. Черный ботинок притягивает к себе взгляд; в его равномерных движениях есть что-то завораживающее.
Час назад, начиная разговор, Петков вот так же, забываясь, качал ногой, и я подумал, что спокойствие дается ему нелегко. Люди с тонкими губами обычно легковозбудимы, а у Петкова губы словно ниточки. Отметив это, я вел себя тихо, стараясь его не раздражать.