Эвелин вспылила:
— Что вы хотите этим сказать?
Голос Коваловой упал до шепота.
— Я видела еще одного человека. Он меня не заметил, так как я стояла за деревом, пересек улицу и вошел в сад Фридеманов. Господин Маффи стоял у забора и разговаривал с ним.
Эвелин в упор смотрела на Ковалову и чувствовала, как ее лицо горит от возбуждения.
— Вы утверждаете, что… что…
— Ничего не утверждаю. Господин Маффи вернулся к вам, а тот, другой человек, исчез за виллой.
Эвелин с облегчением вздохнула.
— Если это так… — пробормотала она.
— Он что-нибудь рассказывал вам об этой встрече? — спросила Ковалова.
— Нет, но…
— Почему?
— По-видимому, не счел это достаточно важным.
Ковалова растянулась на оттоманке.
— Вы давали свои показания в полиции. Вы не спросили там, говорил ли он что-нибудь об этом?
— Полиция сама спрашивает и никаких справок не дает.
— Не притворяйтесь, — сказала Ковалова. — Господин Маффи утаил эту встречу. Не хочет ли он кого-то покрыть?
— Он сам служит в криминальной полиции!
— Тем хуже, — констатировала Ковалова. — Возможно, он видел убийцу, повесившего Фридемана. Возможно, он даже знаком с планом убийцы. Вы полагаете, что он пришел к вам ради вас самой? А не остался ли он у вас, чтобы непосредственно проконтролировать исполнение задуманного преступления?
— Вы с ума сошли! — вскрикнула Эвелин. — Он же спал!
— Спит человек или нет, на этот счет можно заблуждаться, — сказала Ковалова.
— Тогда почему вы не сообщили о своих наблюдениях полиции? — спросила Эвелин сдавленным голосом.
— Полиции? Я должна пойти в полицию, которая сама в этом замешана?
На какое-то время обе умолкли.
— Что вы намерены делать? — с большим трудом спросила девушка.
— Правда даст о себе знать, — таинственно произнесла Ковалова — Но поскольку вашей вины здесь нет, то я и хотела вам посоветовать: уезжайте куда-нибудь, где вас не смогут найти в ближайшее время. Мне кажется, вам угрожает опасность…
У Эвелин кружилась голова, когда она шла домой. Неужели Эдгар замешан в деле Фридемана? Должно быть, его принудили и шантажировали. Как же ему помочь?
В возбужденном состоянии она прошла мимо дверей своего дома. А когда вернулась назад, то увидела идущую навстречу Карин Фридеман. Карин выглядела спокойной. Посещение семьи Шельбаума сказалось на ней благотворно, и теперь она смотрела на мир не так уж безутешно.
— Привет, — сказала она. — Почему не здороваешься?
— Я просто задумалась, — ответила Эвелин с жалкой улыбкой. Внезапно слезы хлынули из ее глаз, и она побежала к дому.
* * *«Этим надо немедленно заняться», — сказал себе обер-комиссар Шельбаум, получив депешу. Он подошел к телефону и вызвал машину. Набрав другой номер, он убедился, что его поездка не будет напрасной.
Когда вернулся в комнату, Карин Фридеман прощалась с его женой.
— У меня оказались дела в ваших краях, Карин, — сказал он. — Если вы собираетесь домой, я готов подвезти вас на машине.
— Мне действительно надо уже уходить, — сказала Карин. — Со вчерашнего обеда я не была дома. Благодарю вас за гостеприимство.
Она прижалась к щеке фрау Шельбаум.
— Вы были так добры ко мне.
— Приходите еще, — растроганно сказала Софи.
— Что вы теперь думаете делать? — спросил обер-комиссар.
— Подыщу работу, — твердо произнесла Карин. — Сегодня после обеда разошлю письма.
Обер-комиссар озабоченно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Когда машина остановилась вблизи виллы Фридемана, Шельбаум подал девушке руку на прощание.
— Желаю счастья, — сказал он серьезно. — Не забывайте, что мы всегда с вами.
Затем он сказал шоферу отвезти его на противоположный берег Старого Дуная.
Фазольд сжигал в саду старые листья. Он нехотя оставил железные грабли и тупо посмотрел на обер-комиссара. Шельбаум обошел костер и подошел к художнику.
— Понравится ли дым соседям? — спросил он.
— До сих пор никто не жаловался, — хмуро произнес Фазольд. — Вы из-за этого позвонили мне?
Обер-комиссару показалось, будто Фазольд за агрессивностью стремился скрыть тревогу.
— У вас странные представления о задачах криминальной полиции, — ответил он укоризненно. — Не могли бы мы где то расположиться и спокойно побеседовать?
Художник указал на скамеечку возле дома. Сам он не сел. Вынув из одного кармана своих поношенных вельветовых брюк табакерку, из другого — трубку, он начал набивать ее табаком.
— Что вы хотите от меня? — спросил он.