— Мадлен! Вы... вы... у меня нет достойных слов...
Красавица засветилась недоверчивой улыбкой. Она-то пре
красно знала цену искренности своего патрона.
Ваша школа, дорогой Рой.
А забавно, черт возьми! — Дженкинс хлопнул себя по
бокам. — Мы здесь оба инкогнито.
Что ж здесь забавного, милорд, — ведь это наши неиз-
менпые амплуа?
Проворно сунув пальчики за отворот-рукава сутаны, Мадлен быстро вытащила сложенную бумажку — протянула Джен-кинсу.
В каюте зелеными переливами играл утренний свет. Одна за другой срывались и угасали вызревшие за ночь звезды. Отлетающая темнота желтилась редкими огоньками шведских кораблей.
Я уже в четвертой роли, сэр, — недовольно сказала- Мад
лен.
Увы, такова судьба прекрасной Франции... — глаза Джен-
кинса стали печальными: играл ли, расчувствовался ли всерь
ез — не понять.
Но в душе он был доволен Мадлен. Вначале через ез посредство удалось сильно натянуть отношения царевича Алексея с отцом. Следующие две роли были довольно серенькими: выполняла в Париже щекотливые поручения английского посланника и путешествовала по Голштинии, собирая сведения об отношениях епископа-регента с Петром. Теперь пронырливая красавица стала протестантским проповедником на кораблях шведской эскадры.
Ласкаюсь надеждой, — примирительно "улыбнулся он, —
это поручение будет для вас последним.
Кто знает? — Красавица села в кресло. От длинных опу
щенных ресниц на щеки пали резкие полукружья теней.
76
— Вы стали невнимательны к чужим мнениям, — недоволь
но заметил Дженкинс.
Мадлен мило и совсем простодушно рассмеялась.
— Послушайте пасторскую речь, с которой я обращусь к рус
ским, как только шведы высадятся на их земле.
Недовольство, досада — все было привычно забрано под маску легкомыслия и веселости.
О православные! — гортанным смешком залилась Мад
лен. — Зачем вам гавани на чужих морях? Не проще ли сбы
вать свои товары заморским купцам? О россияне, глас божий
вопиет во гневе: походы Петра на запад дерзновенны, се —
святотатство! Обратите свои взоры на восток...
Туда нельзя! — встрепенулся Дженкинс.
Почему? — притворно удивилась Мадлен. — Ах да! Там
Индия...
Дженкинс промолчал и пожевал бескровными губами. Наморщив лоб, сухо сообщил:
Русские уже в Хиве. Кто из нас быстрее двинется в глубь
Азии — неизвестно. Посему не следует торопить Россию на во
сток. Прошу замечание принять всерьез.
Тогда я провозглашу иначе: «О верующие! Дома лучше
всего. Дома и солома съедома, как говорит ваш государь царе
вич Алексой...»
Дженкинс нетерпеливо вскинул сухую руку.
— Манифест никуда не годится! К обращению надо гото
виться всерьез. — Постучал пальцем по вынутой бумажке, гля
нул пронизывающе. — Здесь все подробно? Ведь мне придется
писать королю.
Мадлен молча кивнула, остановив на патроне большие печальные глаза. Добродушие и наигранная веселость отошли сразу.
Вернулся Ватранг — углубленный в себя, подошел к столу с картой.
Без доклада вахтенного офицера и без стука быстро вошел шаутбейнахт Эреншильд, дверь каюты открыл резко, не церемонясь — спешил. Взгляпул на дипломата и пастора, поприветствовал их одним кивком тщательно причесанной головы.
Адмирал выпрямился, немного смущенный, выдержал паузу.
— Господа! Петр находится на Ганге-удд! — мятым голосом пробрюзжал он. Покашливая и борясь с тугой спазмой в горле, окинул благодарным взглядом Дженкинса. — В шторм на малой бригаптипе ночью уплыл из Ревеля... К берегу мыса Ганге-удд добрался в лодке... Петр намерен волоком перетащить галеры через узкую часть мыса и уйти мимо нас в Або-Аланд-ские шхеры.
Ватранг посмотрел с тревогой и горькой улыбкой одновременно. Пошел от стола как слепой — прощупывающей и неуверенной походкой.
Дженкинс развязно хмыкнул. Заговорил с напускной озабоченностью, обращаясь сразу к двум адмиралам:
— Господа! Меня больше беспокоит ваша растерянность. Да пошлите вы в шхеры любую из ваших трех эскадр — Ли-лье или Эреншильда. Пусть они покажутся с пушками напротив переволоки!
77
Ватранг недовольно и суетливо втянул голову в плечи. Пухло-белый палец его заелозил по карте.
Пожалуй, здесь, господин шаутбейнахт... Эскадра шхер
ных судов этой же ночью должна пройти западными протока
ми и утром появиться в Рилакс-фиорде.
Есть! — выпалил Эреншильд сочным спелым баритоном
и сверкнул взволнованной улыбкой.
Вторую эскадру под командой Лилье я посылаю сюда,
к устью бухты Тверминне. Этим маневром будет отрезан воз
можный отход к Гельсингфорсу главных сил русского галер
ного флота. Я с корабельной эскадрой остаюсь на прежней по
зиции.
Эреншильд, надувая жилами бычью шею и оголяя зверова-тые зубы, внезапно выхватил в исступлении шпагу:
— Клянусь славой великих викингов, топтавших берега Ис
пании и Африки! Клянусь честью! Я верну Швеции победу,
потерянную под Полтавой!
16
Ругаясь и выбиваясь из сил у спущенных в воду лежней, солдаты втаскивали на бревенчатый помост первую галеру. Исказясь лицом и блестя зубами, Змаевич тянул канат вместе с Бакаевым.
Галера медленно подалась из воды, выросла вдвое — круто-брюхим чудовищем вползла на сани. Громыхая на бревнах и обдавая солдат острой сыростью, судно со скрипучей тугостью подавалось вперед. Над головами напряженного клубка людей красноватым огнем засияла пушка, надраенная кирпичным порошком.
Более тысячи саженей протащились, надрывая спины и глотки, раскатываясь матом, сбивая в кровь руки.
Генерал Вейде, бряцая саблей, бегал вдоль крутого борта, — заляпанный грязью, без парика, с порванным рукавом. Яростно округляя глаза, свирепо покрикивал, требовал держаться середины бревноспуска — сани легко могли сползти в болотную топь.
— И здесь — одним вожжи и кнут в руки, а другим — хо
мут на шею, — глухо бубнил Никол* в разопревший затылок
Антона.
Антон больно лягнулся и злобно отозвался, угрюмо глядя в землю.
— Цыц ты, раздолба! Прищеми паскудный язык!
В узком коридоре просеки показалось море.
Вейде, постукивая палкой, забежал вперед проверить лежни. Остановился и, похоже, качнулся от неожиданности — в оторопи замахал руками. Змаевич, почувствовав недоброе, подлетел к генералу и остолбенел. Не разжимая зубов, крепко выругался. Вокруг них быстро сгрудились возбужденные солдаты. Все ошалело смотрели на море.
Фрегат и девять больших шхерных судов величественно скользили по заливу, приближаясь к переволоке. Их силуэты, палубные надстройки и в особенности форштевень фрегата