— Диспозиция пе из лучших. В бой можно ввести чуть более
половины пушек. Задние шхерботы смогут стрелять разве что
при абордировании от наших, — заметил Петр.
Апраксин, жмурясь от солнца, воспаленно блеснул запавшими глазами.
Верно, государь: Из ста двух пушек неприятеля нас пона
чалу встретят только шестьдесят. Но и то превысит огонь на
шего авангарда втрое...
Да, фиорд узок, негож нашему количеству галер. Однако
из него добрый каменный мешок вышел, — глухо ответил
Петр.
Быстро летело утро.
Скампавея генерал-адъютанта лихо пришвартовалась к неприятельскому флагману. В подзорную трубу было хорошо видно, как Ягужинский в повседневном мундире, но со строгим достоинством поднялся на борт «Элефанта».
Эреншильд, разряженный, как на параде, каменно застыл на палубе, прижав к зеркально начищенному ботфорту подзорную трубу.
Русский генерал, приблизясь твердой походкой, остановился. Поклонился кивком головы и спокойным голосом прочитал ультиматум.
Невысокий офицер в форме капитана королевского флота, чеканя шаг, приблизился к Эреншильду. Сухо и бесстрастно перевел ультиматум.
Гордый шаутбейнахт замерцал глазами, губы сошлись в тонкую нить. Ответил напряженно-ровно, хищно оголяя в угрожающей улыбке крепкие зубы.
84
— Я всю жизнь служил с неизменной верностью своему
королю и отечеству. И как до сих пор жил, так и умирать
собираюсь. Царю от меня нечего искать, кроме сильного от
пора. И ежели он решился нас заполонить, я с ним поспорю
шаг за шагом до последнего дыхания!
Пока юркий капитан переводил, Ягужинский напряженно к нему приглядывался. Генерал-адъютанту показалось, что он где-то видел этого человека. Тот смущенно вытащил большой полосатый платок. Вытер пухлые губы, затем' широкое лицо с нависшим носом и ответил русскому генералу змеино-зверо-ватым усмехом. Ягужинский внутренне вскрикпул: да ведь это сбежавший переводчик! Тренированная память сразу подсказала — датчанин, герр Розенкранц!
Нахватавшись новых манвр у нового хозяина, Розенкранц смотрел горделиво и неприступно. Когда флагман замолчал, он вызывающе заметил:
— Шаутбейнахт его величества шведского короля продол
жает вас слушать, господин генерал!
— Скажите господину шаутбейнахту, что я отдаю должное его воинской доблеети, и спросите его — могу ли я задать приватный вопрос лично вам?
Посеревшие щеки Розенкранца передернуло судорогой, но просьбу перевел точно: кое-кто из команды фрегата немного знал русский — могла выйти неприятность... Эреншильд великодушно кивнул.
— Лаэрт Розенкранц! Ты давно стал слугой двух господ?!
Предатель ответил с жалкой бодростью:
Я... вы что-то путаете, господин парламентер! Я верно
подданный и морской офицер его величества шведского короля
Карла Двенадцатого!
Верноподданный, пока какой-нибудь Георг Тринадцатый
не предложит больше!
Генерал-адъютант щелкнул каблуками и резко направился к трапу...
Доклад Ягужинского Петр слушать не стал — все понял по его лицу. Заметно бледнея, глянул с суровой жалостью л махнул Апраксину. На флагманской галере полетел вверх синий флаг — сигнал к атаке. Нетерпеливо подбежав к пушке, царь выхватил у канонира тлеющий фитиль и. выстрелил по фрегату.
Под скалами торжественно прокатился серебристо-чистый гул. У форштевня «Элефанта» взметнулся высокий пенно-гривастый столб.
И разом заговорили орудия обеих эскадр. Скрежет и стонущий звон ядер выросли до предела и слились в единый гул. Русский галерный арьергард, стреляя на ходу, ринулся вперед в гудящую круговерть смерти.
Петр взлетел на капитанский мостик. Его глаза залучились безумным блеском, лицо сияло трепетной радостью.
Пропустив галеры поближе, по сигнальному выстрелу с флагмана шведы встретили атакующих плотным перекрестным огнем.
85
Протяжный залп белыми дымами лизнул громаду воды и со страшным грохотом расколол небо. В бурлящем гуле жалко повнсли частые мушкетные хлопки. Тяжелый пороховой дым сразу заволок узкий фиорд. Среди непроглядной зависи бледными взблесками замигали отдельные пушечные выстрелы.
Злее закричали матросы, мушкеты затрещали чаще. Галеры, оставляя за собой кривые пенные следы, одна за одной исчезали в грохочущем дыму.
Ядра густо накатывались одно за другим, крутились на палубах, взрывались. Разлетались в ощепья надстройки, трещала парусина, лопались пеньковые канаты. Тихо вскрикивали люди.
Когда дым немного поредел и рванул оглушительный залп с «Элефанта», Петр, холодея, понял — что-то случилось. Пушкари забухали реже, мушкетная трескотня поубавилась. В тающем дыму галеры повернули назад.
Царь потемнел. Кровь бросилась в голову, затмила все перед глазами, и он ватными руками схватился за перила мостика...
На расходившихся красноватых волнах с криками барахтались люди. Несколько галер виднелись над водой лишь задранной кормой или форштевнем. Одно "судно уже полностью погрузилось, в воду косо уходил с мачтой андреевский флаг. Петр яростно закричал в рупор: — Вперед! За отечество! Вперед!
Заслышав в паузах пушечного грохота знакомый голос, уцелевшие гребцы зло налегли на весла. Огибая тонущие суда и покачиваясь от оседающих взметов воды, в атаку пошли другие галеры. Вслед за ними Апраксин бросил вперед плотный строй кордебаталии.
Вода закипела от весел. Над фиордом покатился негодующий гул. Шведы всполошились, закричали; бомбы, пастильно снижаясь синими дугами, понеслись гуще и гуще.
Шальная бомба со свистом ударила в бухты канатов. Петр кинулся, оттолкнул неуклюжего офицера — бомба вместе с бухтой каната полетела за борт. Рванул взрыв. Обдало жаром, дымом, холодными брызгами.
Многие галеры кордебаталии от тесноты бились бортами, мешали друг другу и замедляли атаку. Трещали весла, ухали мушкетные залпы. Вспыхивая красной копотью, прыгали носовые пушки.
Но вскоре напряженный гул боя снова начал спадать и перемежаться паузами. Поняв, что и вторая атака будет отбита, Петр на малой скампавее отбыл в глубь эскадры.
В наступившем затишье выстроились поредевшие ряды галер и скампавей. На носах лихо стояли офицеры — руки на отведенных в сторону шпагах, левый ботфорт вперед. Петр оглядывал багрово-масленые изможденные лица.
— У кого жалобы, ребята? — Глаза Петра, разбитого уста
лостью, казалось, были со слезой.
Капитаны и прапорщики яростно повернулись к рядам.
Нет жалоб! — пошло нестройно.
То добро! Работы будет много, ребята. Надо одолеть
Эреншильда. Сейчас пойдем в третий раз. Не одолеть никак
86
нельзя. Сия баталия — почитай, Полтавская — только на воде! Понятно?
— Как не понять? — солдаты приободрились. — Дадим
Эреншильке огоньку! Возьмем на абордаж!