Многие парни опустили головы, почувствовали угрожающую тишину, скрытое возмущение стариков. Была попытка остановить разгорячившегося товарища.
— Пусть слышат! — поняв, в чем дело, крикнул юноша. — Что? Мы тоже должны подыхать на чужой земле? Вот!
Он демонстративно поднял руку, показывая торчащую из халата вату и многочисленные заплаты.
Старики сдержанно молчали. И без того унылая, скромная свадьба окончательно была испорчена,
Кто-то кивнул музыкантам. Раздалась глухая дробь дойры, как-то нерешительно, жалобно вступил сурнай… Под эту музыку и была решена участь молодого бунтаря. Старики едва заметными кивками сошлись на одном: убрать юношу.
Спасая «честь» отца, своей семьи, родных, Алим увел двоюродного брата в пустыню…
О третьем и четвертом тоже мнения не разошлись. Настоящие джигиты. Из богатых семей. Рвутся в борьбу. Много сил, смелости, жестокости. Родители благословят своих сыновей на святое дело.
Услышав имя пятого парня, Махмудбек задумался.
— Его отец давно отошел от борьбы, — сказал он. — Его не интересует судьба родины.
— Но Пулат отчаянный человек.
— Мне кажется, он пытается выдать себя за отчаянного, дружит с вами. Ему просто некуда себя деть…
— Вот и будет ему дело… — упрямо заявил Тухлы.
Эту кандидатуру Тухлы предложил сам. И ему хотелось во что бы то ни стало отстоять Пулата. Осторожно, стараясь не обидеть Махмудбека, но с откровенным упрямством Тухлы давал характеристику «отчаянному парню». Брови опять плотно сошлись, вытянулись в одну линию. А складка на лбу уже походила на рубец шрама.
Через несколько лет этот юноша превратится в жестокого, опаснейшего вожака. Он и сейчас хорошо разбирается в людях. А позже подберет себе окружение из головорезов и натворит много бед.
— Хорошо, — пошел на уступку Махмудбек. — Ты, пожалуй, прав. Можно взять и Пулата.
Тухлы не выдал радости от этой своей маленькой победы. Он просто с достоинством кивнул.
— Дейнц торопит, — пожал плечами Тухлы. — А там нас уже ждет уважаемый муфтий
— Иди, — сказал Махмудбек. — Надеюсь и верю тебе.
Всех людей Шамсутдин подготовит через неделю.
Рядом шумел базар, торопились люди, надрывались торговцы. Обмануть, урвать лишний грош. Порадоваться куску свежего хлеба. Жалкие люди… Жалкая, нищая жизнь. Никогда Тухлы, сын Джунаидхана, не согласится так существовать хотя бы один день.
А женщина стояла в стороне. Она выбрала, как ей казалось, очень удобное место. Тут она никому не мешала. Но базар с каждой минутой разрастался. Ему становилось тесно, и он растекался по соседним переулкам. Подступал и к месту, где сидели государственные преступники. Как торговать и покупать рядом с несчастными? Надо все время делать вид, что не замечаешь изможденных людей, не слышишь звона цепей. А если зашевелилась в душе жалость, придется дать монету или хотя бы горсть сухих фруктов, кусок лепешки, яблоко, да еще ухитриться сунуть его той стороной, где нет червоточины.
Не очень удобное место. Женщину все чаще задевали торопливые прохожие. Но она не чувствует чужих локтей, тяжеловатых хурджунов, корзин…
Женщина выжидающе подалась вперед. Когда же наступит ее минута? Кивни Шамсутдин, дай знать, и она, забыв все приличия, побежит, расталкивая этих сосредоточенных, шумных, веселых, сердитых, богатых и нищих… Расталкивая всю пеструю, разношерстную толпу, весь гудящий мир.
Махмудбек старался успокоить Фариду.
— Все будет в порядке…
Эта фраза стала традиционной. За последние месяцы Фарида привыкла к ней и перестала верить. Она с трудом сдерживала слезы. О чем ему сказать? О последнем письме важному сановнику? Министру? Но Фарида об этом уже рассказывала. Откинув покрывало с лица, она все же торопливо сообщила о своем последнем послании.
Повзрослела Фарида… Как у много пережившей женщины, легли морщинки у нее под глазами.
— Вы меня не слушаете? — обиженно спросила Фарида.
— Слушаю, милая, слушаю… — улыбнулся Махмудбек.
Она любила эту улыбку. Так может улыбаться только смелый, решительный человек. Фарида рассказала о последнем прошении, которое она подала государственному чиновнику. Она боялась потерять веру в эти бумажки, хотя уже догадывалась, как медленно ползут прошения. И доползут ли до главного, большого человека, который может решить судьбу мужа? И найдется ли у этого человека время, чтобы дочитать бумагу до конца?
Писцы, конечно, мудрят. Очень много слов в каждом прошении. Фарида всегда удивлялась длинным строчкам. Можно короче и яснее сказать о Махмудбеке. Но писцы получают деньги за работу. Чем больше работы, тем она дороже.
— Брось, Фарида. Брось ходить к этим жуликам… — весело уговаривал Махмудбек.
Он не притворялся. У него действительно было веселое настроение. Фарида видела это по глазам. Махмудбек искренне смеялся. Даже люди оглядывались на странного заключенного.
— Твои прошения никто не читает.
— Прочтут, — уверенно сказала Фарида.
Махмудбек покачал головой и только вздохнул.
— Ну да ладно, может, и прочтут, — согласился он. — Может, найдется такой. Прочтет.
Многого не знает Фарида. Махмудбек не имеет права уйти из тюрьмы… Если бы она знала, например, кто вон тот гордый старик. Старик сидел, сложив руки на груди, будто совершенно не чувствуя цепей, не обращая на них внимания. Прищурившись от света, он с презрением рассматривал поток людей и не просил подаяния. Ему и так приносят и мясо И хлеб. Приносят в камеру эти же стражники, которые сейчас его охраняют. Приносят за хорошую плату.
Жилистый, черный от ветров пустыни и солнца, он и сейчас стоит во главе большого племени.
Приказано старика держать в зиндане. На базар его вывели стражники на свой страх и риск. Слишком хорошо заплачено им за эту прогулку. На базар, конечно, приехали люди из племени, такие же гордые и своенравные, как их вождь. Они знают десятки скрытых тропинок и больших дорог, по которым в соседние страны уходят лихие джигиты и никому не известные чужеземцы. Уходят под покровом ночи. Об их делах никому не известно, кроме этого старика
Махмудбек пользуется уважением у старика. Придет день, когда вождь многое расскажет. Надо ждать. Надо упорно ждать. Махмудбеку нужны дороги, по которым уходят в Страну Советов чужеземцы, нужны проводники из племени жилистого, неприступного старика.
А как объяснить все это Фариде?
Махмудбека давно бы выкупили или украли… Но он еще нужен в тюрьме…
— Скоро… — шепнул Махмудбек.
Он провел ладонью по пальцам Фариды. Пальцы заметно дрожали. Потом взял руку Фариды и, наклонившись, поцеловал.
Стражники многое повидали в своей жизни, но сейчас удивленно переглянулись. Такого чуда никогда не видывал и этот шумный, пестрый базар.
Из рукописи Махмудбека Садыкова
На чужбине я почти ежедневно вынужден был встречаться с так называемой верхушкой эмиграции. Бывшие курбаши, муллы, баи еще строили планы нападения на Страну Советов. Стоило иностранной разведке кого-нибудь из них поманить пальцем, и он моментально появлялся, якобы ведя за собой свое верное войско.
Я присутствовал при таких сделках и очень хорошо знал, что нет никакого войска. Есть небольшая шайка головорезов. Разумеется, и шайка могла натворить много бед. Следовало немедленно принимать меры к срыву любой диверсии, любой вылазки бандитов.
Верхушка эмиграции выдавала эти шайки и отряды за массовое народное движение.
Я знал много курбаши, которые спали с маузером под подушкой, боялись своих подчиненных. Одни подчиненные были обмануты, другим угрожали пыткой и смертью…
Басмачество — контрреволюционное движение. В Средней Азии оно проявилось в форме открытого бандитизма. Басмач (по-узбекски — «басмак») — это притеснитель, грабитель, насильник.
Как оно родилось? Кто его поддерживал?
Старый чекист, участник гражданской войны в Средней Азии, Сергей Васильевич Калмыков оставил после себя книгу «Коран и маузер».