— Но как?
— Очень просто. Я тебе помогу.
— Я за этим и пришел, владыка… — поклонился бедняк.
— Встань! — приказал Живой Бог. — Возьми вон ту чашку и принеси мне воды.
Бедняк немедленно выполнил просьбу.
Агахан взял чашку, отпил один глоток. Присутствующие при этой церемонии замерли.
— Теперь возьми чашку. Иди… Ты будешь богатым и счастливым.
Осторожно, опасаясь пролить хотя бы каплю воды, которая отныне стала святой, бедняк вышел с глиняной чашкой в вытянутых руках.
Слух о святой воде опередил бедняка. За каждую каплю ему предлагали бешеные деньги, богатые, редкие вещи. В свой поселок человек вернулся на хорошем копе, в дорогой одежде, с деньгами. Он вез с собой остаток воды на донышке чашки. И эта вода охраняла его от самых дерзких бандитов.
О благе своих подопечных Живой Бог не думал. Но Махмудбек знал, что с ведома Агахана, при его помощи, банда снабжается иностранным оружием. Агахан держит под своим контролем тропы, ведущие к советской границе. Именно с ведома Живого Бога живет, процветает и действует шайка Джанибека-кази.
Агахан служит Великобритании. Любой свой поступок о нможет оправдать перед верующими. Может… Но не будет. Разве Бог обязан перед кем-нибудь оправдываться?
Без благословения, без разрешения Агахана нельзя ничего сделать в горах. И даже с опытными проводниками Махмудбек не сможет добраться до становища Джанибека.
Какая-нибудь беда, например шальная пуля или просто камень, приостановит движение маленькой, никому не известной группы.
Агахан должен знать планы этой группы.
Поселок, где возвышался огромный, неуклюжий дворец Агахана, был прикрыт горами от злых ветров. Здесь находилась широкая базарная площадь, на которой тосковали несколько упрямых продавцов. Настоящий базар здесь бывает два раза в год. С гор спускаются люди. Они продают и покупают, а точнее, меняют вещи и продукты, запасаются самым необходимым на долгую зиму, на рабочее лето.
Махмудбек и Адхам остались в маленьком пустом караван-сарае.
— Сидите здесь, — предупредил проводник.
В поселке каждый новый человек хорошо заметен. И нужно ли шляться по базарной площади, обращать на себя внимание жителей и верующих, пришедших на поклонение к Агахану.
— Был бы Живой Бог здоровым и в хорошем настроении, — прошептал, словно молитву, проводник.
Он потоптался у двери, смущенно поглядывая на Махмудбека.
— В чем дело? — спросил Махмудбек.
— Хозяин, до Живого Бога трудно дойти. Там столько слуг! Охрана! Меня пропустят, но долго буду идти…
Махмудбек вытащил деньги, отсчитал несколько ассигнаций.
— Английские? — спросил проводник.
— Да, настоящие английские.
— Они их любят… — .сказал проводник и, спрятав деньги, ушел.
Адхам покосился на дверь, расстелил халат, решил лечь. Он избегал оставаться наедине с Махмудбеком. Адхам старался не выказывать своих чувств к этому человеку, но и не умел их прятать. Единственным спасением для Адхама были привалы и ночевки. Он притворялся усталым, ложился и сразу закрывал глаза.
Агахан был удивительно тучный, с красным лицом, с маленькими, внимательными глазками. О своей вере Живой Бог не распространялся. Он заговорил о судьбе народов Востока, о беспощадной борьбе с неверными.
Агахан старался быть предельно сдержанным, говорил коротко, весомо. Но порой он забывался. И от волнения еще больше краснел, терял свой величественный, как подобает богу, вид. Он рад был приезду Махмудбека Садыкова, ближайшего помощника муфтия Садретдинхана. Вести о делах этих людей дошли до его скромной обители… Но…
Агахан должен высказать свое мнение о неумелой работе антисоветских организаций, о тех ошибках, которые совершались в течение многих лет.
— Вам надо было держаться за японцев… — горячо говорил Живой Бог. — Япония могла возглавить движение на Востоке. У них был опыт. Они еще в прошлом веке перестроили свою разведку по немецкому образцу. Великий разведчик Вильгельм Штибер по просьбе японцев сумел организовать одну из лучших в мире тайных служб.
— Мы пытались с ними связываться… — сказал Махмудбек.
— Вы не воспользовались их помощью в полной мере, — оборвал Агахан. — Здесь, в соседних странах, японцы создали общество «Черный океан». У него была одна цель — подрывная работа в Средней и Центральной Азии. В Шанхае «Колледж Тунь Веня» имел четыре тысячи студентов. Они пригласили Курбан-Али, знатока тюркских языков. Вот как тянулись японцы к мусульманам! В самой стране, в Японии, стал процветать ислам. Тридцать тысяч человек приняли эту веру…
Встречал Махмудбек этих людей. Приходилось с ними работать. Агахан, наверное, знал об этом. Он был недоволен, что руководители мусульманских организаций шарахаются от одних хозяев к другим. Да и среди этих руководителей идут вечные дрязги из-за власти.
— В Берлине ваши дела очень плохие. — Агахан прищурился, провел ладонью по красным, пухлым щекам. Зачем-то потер их. — Плохо в Берлине… — Он посмотрел на закрытую дверь, протянул руку к низенькому столику и безошибочно выбрал одну из бумаг.
Махмудбек понял, что Агахан подготовился к встрече с ним. — Это знакомо вам?
На бумаге был адрес: Берлин, Ноенбергштрассе, 14, телефон 176619. Туркестанский национальный комитет.
— Знакомо… — ответил Махмудбек.
— Вы связаны с ними?
— Плохо. После смерти Мустафы Чокаева, по существу, связь оборвалась…
— Надо связаться. Надеюсь, этот комитет уйдет от немцев?
Махмудбек пожал плечами.
— Русские уже около Берлина… — как-то спокойно, рассудительно произнес Агахан.
— А Япония?
Махмудбек постарался этот короткий вопрос задать как можно спокойнее.
— Япония пока потеряет свое значение. Но у мусульман есть искренние, старые друзья…
— Именно, старые…
На маленьком восточном столике лежали английские газеты. А слуги Живого Бога хорошо относятся к бумажным английским деньгам. Это здесь, высоко в горах, где па базарной площади в самый шумный день редко звучат монеты, идет только обмен товаров на продукты…
— Мы возлагаем большие надежды на старых друзей, — смиренно сказал Махмудбек.
— Если вы докажете на деле свою верность им, то…
Он покачал головой, давая понять: мусульманские организации получат хорошую помощь в борьбе против Советов.
— Одна война кончится, другая начнется. Таков этот беспокойный мир.
Агахан поднял глаза к резному потолку. Такую тонкую резьбу по дереву Махмудбек видел очень давно, еще в Самарканде.
— Все в руках пророка… Надо служить великой Британии…
Агахан устал. Вначале он настроился на длинную деловую беседу. Но выдохся. Устал.
Ему было приятно, что руководители туркестанской эмиграции постепенно собирают силы под его крылом. А главное, это нужно великой Британии. Агахан вытащил из-под стопки газет свою фотографию и протянул ее Махмудбеку. Он лениво пошевелил губами, благословляя Махмудбека на большие дела.
Прижимая фотографию к груди, Махмудбек поклонился.
В этом краю, диком и огромном, населенном неграмотными людьми, религиозными фанатиками, самыми разными бандами, фотография Агахана была документом огромной силы, охранной грамотой, пропуском на всех дорогах.
Махмудбек, как научил его проводник, вышел с фотографией в руках. Десятки людей, живущих неделями в ожидании Живого Бога (хотя бы увидеть издали!), вставали на колени, кланялись счастливому человеку.
Махмудбек с проводником прошли несколько шагов, не спеша, не обращая внимания на людей. Наконец проводник прошептал:
— Теперь спрячьте…
Теперь можно было прятать фотографию Живого Бога. Молва еще об одном счастливом человеке уже вылетела за пределы поселка.
На краю базарной площади ютилась низкая закопченная харчевня. Люди, имеющие деньги, не могли обойти это на вид неказистое здание. От одного запаха кружилась голова…
В харчевне орудовал ловкий, юркий японец. Он проносился с грязной, промасленной тряпкой, вытирал длинный шаткий стол одним ловким движением руки. Потом, отбросив тряпку, вырастал у плиты и черного большого котла.