Управляющий музеем, невысокий лысеющий господин с холодными глазами и тренированно-гостеприимными жестами, не понравился Мортону. Про таких он говорил, что они брали уроки у сатаны, встречающего грешников в аду. Но полицейскому не приходится выбирать клиентов. Мортон постарался изобразить на лице такую же приветливо-гадливую улыбку и сразу попытался «взять быка за рога», потребовав объяснений. Но управляющий объяснять ничего не стал, сказал только, что эту ночь им всем придется провести в музее: ему — в засаде, ему — в своем кабинете, и предложил пока пройтись по залу, посмотреть экспозицию.
— Сберечь ценнейшие экспонаты — дело нашей чести, — высокопарно сказал он. — Ваши старания не останутся не замеченными.
— И неоплаченными, — подсказал Мортон, любивший ясность в таких делах.
— Разумеется.
— Тогда о'кэй! Пошли, Роланд.
В зале было не протолкнуться. Скульптуры находились в глубоких нишах и очень эффектно вырисовывались па фоне черного бархата. Свет на них падал из каких-то незаметных щелей, но света совсем не было видно, и, казалось, что скульптуры светятся сами по себе. Но что больше всего поразило Мортона, так это отсутствие охраны. Даже возле знаменитой богини не стояли полицейские. Мортон долго смотрел на богиню, заходя с той и с другой стороны, и никак не мог понять, что в ней такого драгоценного. Вся в пятнах от старости и небольшая — по колено нормальному полицейскому, — она не производила на Мортона никакого впечатления. Попадись такая игрушка где-нибудь при обыске, отбросил бы, даже не поинтересовавшись. Давно замечал Мортон, что люди, которые с жиру бесятся, нарочно выдумывают ценности и, может, оттого не беднеют. И теперь, снова удостоверившись в этой истине, он подумал, что не так живет. Вот бы разрекламировать какие-нибудь старые ботинки, заявить, будто в них первый гангстер Боб Дай совершил свое последнее преступление. Главное — погромче кричать, убедить, и тогда ботинкам цены не будет. Только какие же нужны деньги, чтобы переорать всех лжецов, желающих разбогатеть?!
— Ты чего?
— Чего?
— Чего, говорю, рот разинул? Не заглядывайся, тут у них особая система охраны. Сунешься, а тебя лучом лазерным по башке…
Длинный Роланд стоял перед Мортоном, на голову возвышаясь над ним,и говорил громко, чтобы все вокруг слышали, чтобы не мечтали зазря. И все, стоявшие рядом, заинтересованно повернулись к нему.
— Вот если выключить лазер, тогда другое дело. Но где выключатель? Это самая главная их тайна…
— Нету его, — сказал стоявший рядом сухощавый человек с быстро бегающими глазками.
— Чего нету?
— Выключателя. И лазера тоже. Ничего нету.
— Может, и скульптур нету? — сыронизировал Роланд.
Говоривший посмотрел на скульптуру в нише, подумал, пожевав губами.
— Я знаю только, что тут нечисто.
— А кто ты такой?
— Никто. Чую просто. Я всегда чую.
— Ну и что же ты чуешь? — заинтересованно спросил Роланд.
Человек осмотрел его с ног до головы.
— Чую, что не зря вы тут слоняетесь.
— Тебе бы репортером работать.
— А я и есть репортер.
Роланд захохотал, подергал носом.
— Раз газета заинтересовалась искусством, значит, и верно чем-то пахнет.
— Точно, — сразу ответил репортер. — Раз полиция заинтересовалась искусством, значит, чем-то пахнет.
Толпа все прибывала, возбужденно гудела. Слышались голоса: «газетчики», «полиция»… Слова эти действовали на люден как позывные телевизора. Мортон понял, что если они еще немного так «побеседуют» в толпе, то любопытные до утра не разойдутся и ночной бдение в музее будет пустой тратой времени. Дернув Роланда за рукав, он демонстративно пошел к выходу.
Пришлось обогнуть целый квартал, чтобы выйти к музею с другой стороны.
— Вот уж верно: дурная голова ногам покою не дает, — ворчал Мортон.
— Зато мы кое-что узнали, — оправдывался Роланд.
— Что мы узнали?
— Что тут газетчики крутятся.
— Они везде крутятся.
— Просто искусство — слишком скучно для них. Нужна изрядная доля перца, чтобы они сбежались.
— Сбежались потому, что кто-то пустил слух об ограблении.
— Только слух! Чего же тогда мы тут?
— Мы для того, чтобы охранять священный принцип частной собственности, — по-школьному продекламировал Мортон.
— Не-ет! — Роланд уверенно покачал головой. — Что-то назревает. Все чего-то ждут.
— Это называется — массовый психоз.
— Не-ет. Все что-то знают.
— И мы знаем.
— И мы знаем, — повторил Роланд. — Когда все знают — это уже реклама. А на рекламу кто-то должен был потратиться.
— Ты подозреваешь?..
— Никого я не подозреваю. Знаю только, что кому-то это надо. Твой «массовый психоз» выгоден не гангстерам. Может, газетчикам?
В глухом переулке они разыскали служебный вход музея, вошли в маленькую дверь. Сторож, сидевший за дверью, без слов пропустил их, словно знал в лицо.
— Сегодня что, всех пускают? — не удержался Роланд.
— Кого надо, того пускают, — угрюмо ответил сторож.
— А кого надо?
— Это наше дело.
— Смотри, как бы это не стало нашим делом.
— Ваше дело маленькое — стой, где велят, беги, куда велят, лови, кого велят…
— Не слишком ли ты разговорчив для сторожа?..
Узкий гулкий коридор вывел их в коридор пошире, где справа и слева были двери. На одной висела табличка: «Управляющий музеем». Они вошли и увидели газетчика, с которым недавно спорили в экспозиционном зале. Он сидел сбоку у большого стола опотягивал что-то из высокого черного стакана.
— Не хотите ли для бодрости? — предложил он, доставая из-под стола бутылку. — Ночь длинна. Кто знает, сколько придется ждать?
Мортон и Роланд переглянулись.
— Ты собираешься просидеть тут всю ночь?
— Не один я, придут и другие.
— Чего же вы собираетесь ждать?
— Все, что будет.
— А что будет?
— Вот это я и хочу узнать.
— Ты уверен, что узнаешь именно сегодня?
— Не то чтобы уверен, скорей, предчувствую.
— Что тебе известно? — резко спросил Мортон.
— Такой вопрос! — рассмеялся репортер. — У прессы свои тайны.
— Но ведь что-то известно?
— Ничего особенного. Слово чести.
— Что-то подозрительно много сегодня говорят о чести.
Мортон похлопал Роланда по руке.
— Пошли. Если бы он что-то знал, об этом было бы в газетах.
— Сенсации надо дать созреть, — назидательно сказал репортер.
— Давай зрей. Но если выйдешь отсюда ночью, я тебя арестую.
— Я выйду, как только услышу выстрелы.
— Выстрелы? — Уже стоявший в дверях Мортон снова повернулся к репортеру. — С чего ты взял, что мы будем стрелять?
— А как остановите преступника? Не будете же вы сидеть в засаде возле самой богини. Да и негде там. А окно рядом. Он вскочит в окно, схватит богиню, и… вам придется стрелять..
— Уж не сообщник ли ты? — спросил Мортон.
— Увы. Два миллиона для меня слишком много. Я этой ночью рассчитываю на сотню-другую. Вот если вы его укокошите или он укокошит вас, тогда я все перепишу заново и заработаю в два раза больше.
— Ты уже все написал?
— Остались только детали.
— М-да! — изумился Мортон. — Знал, что газетчики — мастера выдумывать, но, признаюсь, недооценивал.
— Вы, полицейские, всегда нас недооцениваете. А ведь я мог бы заранее описать любую вашу операцию. Люди стереотипны — н вы и гангстеры. Все самые хитроумные планы и контрпланы уже описаны нами. Что-либо новенькое — редкость. Это как в шахматной игре: по первым ходам можно предсказать, какая разыгрывается партия…
— Тебе известны первые ходы?