Франк, видно, заметил, что Фокс его не слушает, буркнул что-то себе под нос, кивнул и вышел, закрывая за собой дверь лаборатории. Фокс опомнился. «Скоро меня тут будут считать помешанным», — подумал он и посмотрел в сторону ВТОРОГО.
Тот лежал на полу у противоположной стены лаборатории. Рядом в бездействии стояли автоматы, а возле них, опершись о стену, цифрой. Краем глаза Фокс заметил, как медленно — очень медленно — замирало движение ленты в прозрачном блоке внешней памяти. Он подошел к цифрону:
— Кто пользовался компьютером?
Цифрой повернулся к нему, размеренно ответил:
— Я. Произошла авария пульта СВ, и мне пришлось транслировать распоряжения для автоматов с помощью компьютера.
— Но ты же мог… — Фокс замолчал. Вспомнил, что сам запретил цифронам пользоваться внутренним кодом. «Мало того, что сам с ума схожу, так еще из цифрона хочу сделать сумасшедшего».
— Ладно, не торчи здесь. Ступай в центральный отсек. Я сам останусь с автоматами
Только когда цифрой вышел, Фокс повернулся ко ВТОРОМУ. Тот лежал без движения, схваченный магнитными скобами. Выглядел он скорее примитивным роботом, чем разумным представителем чужой планеты.
Когда Фокс зашел во вторую лабораторию, Франк и Кортес уже были там. На столе лежал ПЕРВЫЙ. По сторонам стояли четыре автомата и цифрой. В полированной вогнутой спине ПЕРВОГО отражались огоньки лабораторных светильников. В передней части многогранного туловища виднелись четыре маленьких сферических углубления. Само туловище уже с первого взгляда производило впечатление металлического, что, впрочем, подтвердил и цифрой.
В нижней части туловища, укрепленные на шести эластичных овальных суставах, располагались многочисленные конечности; сейчас они лежали, беспомощно разбросанные в стороны.
Фокс приблизился к «пауку». Он напоминал примитивную электрическую игрушку для детей, пример простейшей кибернетической модели первого поколения. Не отводя взгляда от ПЕРВОГО, Фокс бросил через плечо цифрону:
— Что с ним? Он что-нибудь излучает?
— Нет, но внутри у него должен быть какой-то источник питания, потому что, когда мы его взяли в петлю, анализа торы обнаружили какие-то периодические токи. А излучает он всего лишь слабое магнитное поле, наподобие наших автоматов.
В этот момент отозвался Франк:
— Мы пытались установить с ним какой-нибудь контакт. Это углубление на спине напоминает параболическую антенну — и мы посылали в нее различные сигналы. Но все впустую. Ни на инфракрасные, ни на микроволны он не реагировал. И на тот слабый пучок, который мы раньше перехватили, тоже нет. Не может быть, чтобы он не мог эти сигналы принять, ведь они были так хорошо сколлимированы и чертовски сильны!
«Даже если он их и принимал, то имел право не реагировать. На его месте я поступил бы точно так же». Фокс открыл уже было рот, чтобы произнести это вслух, но вспомнил, что все это лишено смысла. Кортес имел бы снова удобный случай, чтобы попрекнуть его чрезмерной экзальтацией и психологизированием. А Кортес как раз выпрямился, нарочито громко вздохнул и пошел к двери. В ней задержался на миг и, не оборачиваясь, изрек:
— Ждем еще два дня. Если он так и не дернется, это будет означать, что с ним что-то не в порядке, и тогда правильнее всего будет проанализировать его конструкцию Это будет, думаю, несложно; наверняка у него есть какая-то примитивная память. Если нам удастся ее раскодировать, то узнаем, по крайней мере, кто его направил.
Прежде чем Фокс открыл рот, Кортес захлопнул за собой дверь.
Так и случилось.
В течение двух дней вместе с Томасом они предпринимали тщетные попытки установить контакт с ПЕРВЫМ. По- том за него взялись молчаливые автоматы и цифроны. За несколько дней они раскрыли большинство тайн ПЕРВОГО. Вопреки ожиданиям его конструкция оказалась очень сложной: узел навигации, а может, и коммуникации, основывался на системе четырех молекулярных генераторов, управляемых четырьмя независимыми органами пространственной ориентации и модуляторами неизвестного назначения.
Четыре мощных блока ассоциативной памяти превосходили по емкости и скоростям передачи информации даже цифронов. ПЕРВЫЙ обладал также замысловатыми нейронными подсистемами, так что, по-видимому, был способен к быстрому обучению и, следовательно, к эволюции. Разумеется, подобные гипотезы носили скорее эвристический характер, нежели научный. Ведь они смотрели на него, в конечном счете, со своей человеческой точки зрения, прикладывая к нему иллюзорную антропоморфную марку, тем более обманчивую, чем больше знакомых элементов распознавали в «пауке».
Фокс — как, пожалуй, и каждый из них — чувствовал, что такая аналогия, подгонка образа «паука» под известные кибернетические концепции, становится тем более хрупкой, чем сильнее стремились они представить себе поведение этого существа. Их не раз приводило в тупик примитивное (может быть, только с виду?) соединение простых конструктивных подсистем с тончайшими, буквально рафинированными электронными узлами, в работе которых участвовали и интереснейшие элементы молекулярной техники.
Приток энергии обеспечивался у ПЕРВОГО благодаря огромному зеркалу на спине, собиравшему энергию корпускулярного и электромагнитного излучения Проциона. Таким путем в течение дня подзаряжалась батарея его диковинных миниатюрных аккумуляторов, расположенная в задней части туловища.
Хитроумные органы пластического зрения, анализаторы физических параметров и химического состава среды, термоэлектрические датчики, системы координации движений и анализаторы спектра — эти и еще множество других узлов и систем, разгадать назначение которых было им не под силу, дополняли конструкцию «паука».
Кортес, как и следовало ожидать, расцветал:
— Вот видите? Просто нюх надо иметь. Я знал, что это всего лишь робот. Несколько решений действительно отменны, можно даже подумать о том, чтобы их заимствовать для нас. Но в целом ничего сверхъестественного. Надо будет как следует покопаться в его памяти. Кто знает, что он там содержит.
А потом появился ВТОРОЙ.
Обнаружил его снова-таки цифрой, целыми часами торчавший теперь перед экранами мониторов. И никто уже не возражал, когда Кортес приказал схватить «паука» и поместить во вторую лабораторию.
А затем тщетно ждали двадцать дней — никто больше не появлялся. У Кортеса, как всегда, наготове была гипотеза:
— Ждать больше нечего. Кто-то когда-то здесь побывал, оставил эти две реликвии, которые либо были не нужны, либо сами потерялись. А может, их выронили? Так или иначе, улетели без них… Да и нам уже пора, время поджимает…
Ни у кого не возникло желания спорить.
ВТОРОЙ лежал без движения, не реагируя на попытки установления с ним связи. Сейчас, когда Фокс знал уже столько секретов строения этого робота, его внешний вид, форма, даже его неподвижность — все это производило совсем другое впечатление. В реакции «паука» было что-то человеческое, что-то характерное для всех живых существ — смирение перед лицом превосходящей силы. Кортес, по-видимому, все еще продолжал считать, что расшифровка памяти ПЕРВОГО, его кода позволит ему установить контакт со ВТОРЫМ. В этом он был очень заинтересован — хотел вернуться на Землю с готовой сенсацией. Непоколебимо верил, что «пауки» остались на П-3 исключительно по воле какой-то иной экспедиции, руководимой истинно разумными существами.
Его высокое, даже высокомерное, мнение по поводу привилегированного положения рода человеческого в космосе не раз удивляло Фокса.
ВТОРОЙ… Комбинация твердых, граненых, по-металлически блестящих форм, вырисовывающихся строгими линиями на фоне белой стены лаборатории. И в то же время с этой строгостью странным образом контрастировали закругленные очертания суставов и зеркала.
Фокс не в силах был избавиться от мысли, что для творений человеческого разума характерны как раз немногочисленные округлые формы.
Злость и ожесточение вновь овладели им. Он вышел из душной лаборатории и направился к себе с намерением принять снотворное. Хотел проспать хотя бы момент старта, когда будет царить, как обычно, наибольшее оживление. Ведь его помощь экипажу все равно была не нужна: они вполне могли заменить его бесценным цифроном.