Выбрать главу

— Пустяки, — сказал я, — их несложно испечь обычным

способом. Она смутилась.

— Неужели Энно до сих пор не научил тебя? — спросил я.

Она покраснела. Мне стало неловко.

И.вдруг вспомнил: ведь ей только двадцать два!

— А мне сорок три, — сказал я вслух. — Исполнилось.

— Я знаю, — сказала она, — хороший возраст. Для мужчины.

Лет сто назад тактичные мужчины благодарили женщин за

комплименты. Теперь наш брат стал не таким отзывчивым.

Я пойду.

Куда?

Достану еще кофе.

Нет уж. Я сам это сделаю, если будет нужно. Послушай

лучше, что происходит в тайге...

Я почему-то запомнил больше всего именно это солнечное утро. А день пробежал так быстро, что сумерки вызвали у меня самое настоящее чувство страха: где там рыжее солнце за окном? Почему Валентине пора уходить? Что за нелепость, разве нельзя отложить на завтра? Я обещал догнать «Гондвану» на эле, но она только упрямо качала головой:

Сегодня. Сегодня вечером!

Нет. Я уговорю Ольховского.

Не надо. Ты совсем одичал в тайге.

Мне стало не по себе, как будто меня уличили в мальчишестве. Я замолчал, собираясь с мыслями. Боже мой, куда мы спешим, подумал я, просто несемся, да еще с возрастающей скоростью, а планета по-прежнему неторопливо и размеренно подставляет светилу свои крутые бока, и все часы в мире под-

56

чиняются этому неотвратимо неизменному ритму. Я пробурчал это вслух. Валентина живо возразила:

В твоих рассуждениях нет логики.

Да уж куда там, — устало отозвался я, и в этот момент

меня осенила мысль: нужно ответить Аире. Через журнал. Та

кое письмо до нее дойдет.

Хорошо помню, как обрадовало меня это необыкновенно простое решение. Разумеется, по форме это будет не ответ, а статья, но она будет адресована и читателям и Аире. Она поймет!

Я видел, как Валентина застегивает пуговицы на платье, надевает туфли.

— Подожди, я помогу, — сказал я, подошел и поднял ее на

руки.

Она молчала, и я заметил легкий испуг в ее глазах. Тень испуга. У нее сейчас были серые большие усталые губы. Как тогда, на острове... Вот сейчас, только сейчас я узнал ее — и нэ смог отпустить сразу.

* * *

Мы вышли на вечернюю улицу. Меня не покидало чувство новизны, столь обычное после месячного отсутствия. Куда-то спешили бесконечные эли, под их прозрачными куполами я видел и угадывал улыбки, смех, грусть, волнение, тревогу. Перед нами открылся многоликий мир, заполненный сияющими огнями, движением, шумом и электрическими шорохами, серебристыми лентами движущихся во все стороны тротуаров. Стояла дивная погода, несколько жарких солнечных дней заставили забыть всех об осени: женщины были в легких платьях. Н&улицах было много цветов — дальневосточных и тропических, пахло теплым морем, и мяе казалось, что вот-вот я увижу в воздухе странных морских бабочек, о которых когда-то писал поэт.

Не помню такой теплой осени, — сказал я, — в тайге не

много прохладней. За Амуром скоро выпадет снег, а здесь!..

Праздник цветов. Как будто решением Совета отменили зиму!

Жаль было бы. Я люблю снег и легкий мороз. И лыжи.

И зимние костры.

Я подумал вдруг, что ее, наверное, так увлекает работа, что просто некогда оглянуться. А надо, чтобы оставались вехи на пути... все-таки мы не на дистанции, которую нужно пробежать побыстрее и рвануть финишную ленточку.

— Брось однажды дела, дружище, — сказал я ей, — и давай-

ка сюда!

Чувствуя одновременно усталость и бодрость от теплой воздушной волны, укрывшей город, море и сопки, принесшей запахи соленых брызг, ароматы водорослей и прибрежных трав, я стал расписывать ей наше с ней путешествие в будущее.

Эль поднялся. Мы летели над городом.

А дельфины по-прежнему плавают себе на просторе и в

ус не дуют, — вдруг сказала она не без иронии. — Ас нами

поддерживают поверхностное знакомство и делают вид, что не

понимают человеческой речи.

Ну что ж, самая верная тактика для того,, чтобы попасть

57

в Красную книгу, — улыбнулся я. — Неизвестно, выжили бы они вообще, заговори они, скажем, в семнадцатом веке. Или в девятнадцатом.

Или в двадцатом, — добавила она, подумав. — А все же

поймем ли мы их?

Когда-нибудь — да! Все это труднее, чем можно было

предположить. Чем дальше человек удаляется от природы, тем

труднее ему поддерживать с ней связь на всех уровнях.

Вот мы вышли в большой космос. А что дальше?

И тут я рассказал ей о таинственной женщине.

Что это было? — спросила она.

Контакт.

Я поднял эль повыше, и машина оказалась в самом верхнем ряду, среди террапланов и лайнеров. Их было не так уж много в этот вечерний час, и за ними тянулись светлые шлейфы—заряженные частицы рекомбинировались, давая это мягкое, неяркое свечение, которое было особенно заметно над окружающими город сопками.

Вечерние улицы внизу походили на потоки. Они сливались, совсем как реки, уносились к мерцавшим огнями озерам-площадям, тянулись к приморскому бульвару. Чтобы передать эстафету синих, желтых и красных огней маякам и судам.

Я повел эль к югу. Внизу угадывались главные магистрали. Мне пришло на ум, что еще Леонардо да Винчи предложил проект многоярусного города. В его эскизных тетрадях возникали наброски странных дворцов — плод воображения великого художника И трезвого расчета талантливого архитектора. По крышам дворцов пролегали дороги, другие вели под арочные пролеты. Дороги пересекались и расходились во все стороны. Я рассказывал Валентине:

И все же многочисленные проекты градостроителей тех

лет, да и более позднего времени, удивительно плоски. Кто-то

придумал страну 'Плосковию — гладкий лист без третьего из

мерения, без высоты. Жилища плосковитов, ее обитателей, —

квадраты с откидывающейся стороной — дверью. В гакой дом

можно попасть, минуя дверь, перешагнув ее, если, конечно,

предварительно овладеть нехитрым секретом третьего измере

ния. Современному инженеру и архитектору совсем необремени

тельно оперировать тремя измерениями. Воображение наших

предков, как говорится, заметно хромало, стоило ему покинуть

привычную плоскую твердь земную. Постепенно положение из

менилось Вслед за идеей многоэтажности зародилось то направ

ление в градостроительстве, которое если и можно было в чем-

то упрекнуть, так это в стремлении к безудержной «эксплуата

ции» именно третьего измерения, И все вдруг потянулось ввысь.

Кажется, в этом неудержимом стремлении к солнцу не отста

вали и сами жители городов, о чем свидетельствуют антропо

метрические измерения и журналы мод тех лет; Пришло время,

я города стали расти медленнее. Ведь город должен вписывать

ся в серебряную оправу рек и озер, в зеленые раздолья, в за

снеженные леса. Чтобы ветер приносил тем, кто в нем живет,

напоминание о весенних разливах, о таежных заветных тронах

и речных перекатах, о шири земной...

О шири земной,., — как эхо, откликнулась Валентина.