один вид. растений. И ничего больше.
Что ж тут такого? Случайная проба грунта. Что поймал,
то и осталось. Вряд ли автомат выудил бы инопланетную рыбину.
Придется вам открыть истину. В литре обыкновенной океан
ской воды десятки тысяч мельчайших организмов. Бактерии, во
доросли, какие-нибудь личинки. Зачерпните стакан воды в любом
16
17
месте нашего маршрута — и вы невольно отнимете у океана тысячи коренных его обитателей. Погрузите пробник в ил — он принесет столько живой пыли, что и компьютер не сосчитает.
Она отошла к пластиковой стене, надавила пальцем невидимую кнопку. Стена раздвинулась. Там были... книги. Она быстро выбрала том в старинном переплете. Потом стала листать его в поисках нужной страницы.
Вот, — сказала она, — послушайте: «На темном плотном
иле лежала яркая красная креветка. Она казалась выточенной из
драгоценного камня. Рядом с ней они увидели большую плоскую
рыбу, которая смотрела на металлический шар огромными глаза
ми. И никто из них не смог понять, зачем рыбе глаза, если она
живет на такой глубине».
Откуда это?
Описание первого погружения на дно Марианской впадины...
Батискаф «Триест» с Пикаром и Уолшем на борту. Классика.
Седая древность.
Ну что ж, — заметил я, не вполне понимая, куда она кло
нит, — опустись в этом месте какой-нибудь космический зонд с
дальней планеты, он бы поймал эту креветку. Возможно, и рыбу
тоже.
И все же микроскопические организмы, которые оказались
бы их спутниками, рассказали бы о жизни на нашей планете
больше. За ними прежде всего и охотился бы посланец из кос
моса.
Придется поверить.
Это просто. Одноклеточные — основание, фундамент «пище
вой пирамиды». Без них жизнь немыслима. Даже кислорода нам
не хватило бы без крохотных водорослей. Вовсе не леса — легкие
нашей планеты, а океан. Потому что зеленые клетки, живущие
в его водах, поглощают три четверти углекислоты. Гораздо боль
ше, чем джунгли, тайга, рощи всей Земли.
Это я знаю, но меня не устраивает такой энергетический под
ход. Будь я конструктором, то не стал бы строить аппарат для
доставки микробов, фагов, амеб. Просто неинтересно. Это почти
не жизнь.
Она звонко рассмеялась, но спохватилась, и глаза ее стали серьезными.
В вас говорит инстинкт охотника, но не исследователя!
Разве биолог откажется от крупной дичи? Из созвездия
Кита, например?
Мы говорим о разном. Совсем недавно возникло новое на
правление в биологии. У него сложное название. Даже биологи
именуют эту науку сокращенно: нанология—наука об общих свой
ствах и системах микроорганизмов и простейших. Кое-кто, напри
мер, изучает только способы передвижения. Двигатели коловраток
напоминают сказочные цветы, колесики часов, фантастические тур
бины или пропеллеры. У инфузорий есть множество ресничек-
весел, но действуют они по программе: вдоль тельца пробегают
«волны сжатия». Сразу и волновой и весельный механизмы. Спе
циалисту достаточно ознакомиться только с этими маленькими со
зданиями, перевести то, о чем молчаливо рассказывают «живые
чертежи», на язык математики — и откроется удивительная кар
тина. Можно построить такую машину: на входном конце — про-
18
бирка с микроорганизмами, а выходное устройство сообщает параметры кораблей, авиеток, даже ракет.
Почему же этого не делают до сих пор?
Все решения давно получены другими способами. Возьмите
две пробы грунта в разное время — бактерии и водоросли рас
скажут вам все о цивилизации: о применении металлов, о химии,
технологии, даже о внешнем облике разумных существ, населяю
щих планету. Микроорганизмы живут совсем в другом измерении:
наш месяц для них целая эпоха, за десятки лет они меняются,
перерождаются, закрепив в генах все изменения. Нужно только
расшифровать. Я уж не говорю об искусственно созданных ор
ганизмах — для переработки руд, для контроля за средой, для
синтеза лекарств, для счетных машин... Если бы вдруг перестали
работать заводы и фабрики, все морские суда вернулись бы в
порты, то океан, наверное, стал бы чище, чем во времена перво
бытного человека. Об этом, сами того не ведая, позаботились бы
многие миллиарды существ, которых можно рассмотреть только в
микроскоп. Океан всегда как бы противостоял натиску цивилиза
ции. Мы обязаны ему жизнью. По степени этого противодействия
нетрудно судить о цивилизации. Думаю, с этим-то уж вы согла
ситесь... Планету, на которой процветает только один вид, пред
ставить почти невозможно Так же. как нормальное дерево с
одним-единственным листом. Ведь жизнь подобна дереву, реке
со многими притоками.
Я думаю, та планета необитаема. То есть там нет... инопла
нетян.
Разум появляется потом. Сначала господствует стихия. И не
мог ей противостоять один организм. Он должен был или погиб
нуть, или дать начало дереву жизни. Даже если когда-то был
заброшен туда по воле случая
Не забывайте, это ведь другой мир.
— Марианская впадина—тоже другой мир.
—• Ну нет, не согласен.
А я чувствую, что это так. Только-объяснить толком не
могу. Послушали бы вы Соолли...
Кто это — Соолли?
Биолог. У нее скоро день рождения. Можете заглянуть.
Соолли?.. — вспомнил я. — Это такая милая фрау с тем
ными волнистыми волосами, в очках?
Валентина кивнула.
«Дельфин» нырнул в бирюзовую успокоившуюся воду. Под нами был подводный хребет. На экране он выглядел безжизненным бурым вздутием, опаленным неведомо каким огнем. «Гонд-вана» ушла вперед, но мы быстро стали нагонять ее.
Я взял у Валентины управление и пошел к кораблю по кривой атаки, в шутку рассчитанной мною тут же по данным допотопного навигационного пособия из числа книжных древностей. Вспыхнул красный огонь: «Дельфин» не хотел такой погони. После второго предупреждения аппарат не послушался меня и пошел сам, прежним курсом.
Мы перевалили хребет. На другом его склоне, мрачном и голом, выросла огромная полусфера. Она слабо светилась. На ней угадывались подводные небоскребы неправильной формы с красными тусклыми огнями в проемах круглых окон. Широкий про-
19
спект уходил по склону вниз, в подводную долину и терялся в ее глубинах. Вдоль него тянулись сверкающие нити труб. В каждой из таких труб разместилась бы «Гондвана».
— Подводная станция? — спросила Валентина.
Я кивнул. Там, на этом подводном заводе, под километровым колпаком горело дейтериевое солнце. Ослепительный шар был горяч, как самая молодая звезда. Он жадно глотал воду, только воду — тысячи тонн в минуту. Синие лучи разделяли ее' на протий, дейтерий и кислород. Дейтерий шел в исполинскую топку, питал шар и давал гелий. Кислород и протий бежали по вечным блистающим артериям на континенты. Это было горючее. Такое же чистое, как первозданный дождь. Но свежей и благодатней его, ибо легкая вода — чудо, неведомое древним. Протий сгорал как порох в миллиардах машин. Они вдыхали заодно с ним кислород, а выдыхали водяной пар, свободный от дейтерия. Легкие дожди питали реки Земли, поили деревья и травы, поля и луга. Мы дышали воздухом, подобным горному облаку, согретому жаром молний. В наших жилах текла легкая горячая кровь, мы были легки и быстры. Мы лучше, чем предки, познали тайну мгновений, разделяющих прошлое и будущее.