Снова удары. Пронзительный, стоголосый гром: «Руудр! Руудр!» Машину затрясло. Мы коснулись воды. За стеклом — белопенный фонтан. Еще толчок. Я чувствовал губами холодный трепещущий пластик (я надеялся продержаться еще несколько секунд). Волны ворвались в пробоину.
Серо-зеленая мутная вода подобралась к моим ногам, от нее веяло свежестью; белые пузыри лопались, обдавая меня колючими брызгами. Я подложил руки под голову и лежал так некоторое время, сжимаясь при каждое ударе. Потом попытался встать.
Звук опрокинул меня. Особенно сильный удар... Он пришел
откуда-то сверху. Вода захлестывала. Раскаты стали удаляться.
Машина наклонилась вперед... назад. Я понял: автопилот зара
ботал снова. Он поднимал эль.
Выше. Еще выше. Мы вынырнули, подскочили над водой, и только сейчас я понял, как трудно было моему помощнику — электоической машине... Вверх, вверх. Море отступило, оставило нас. Вода нехотя уходила из кабины.
Я поднялся. Рука моя рванула ворот рубашки, как будто только того и дожидалась, чтобы хоть на мгновение освободиться от моей власти С волос стекали на лицо соленые струйки.
Открыл глаза. Прямо передо мной, ' на мокром полу алела бусина. Взгляд искал' мертвую птицу. Я повернул голову. Птицы не было. «Ее смыли водой в море», — подумал я и успокоился. Мысли были медленными, ленивыми да и тело совсем на
62
слушалось меня. Наверное, что-то случилось с глазами: контуры
приборов передо мной расплывались.
Взгляд вернулся к бусине. Она тоже расплылась радужным пятном. Мне показалось, что такое же пятно вдруг откуда ни возьмись появилось на стекле... За стеклом. Глаза опять стали , зоркими.
И тогда на зыбкой грани двух миров — подводного и надводного, — там, где серые космы пены смешались с низкими языками тумана, я увидел вдруг жемчужный шар. Он был как огромный эль, летевший над водой, как бы увеличенная копия моего эля. Легко, споро шел он над волнами. Поднялся и шел впереди меня. Я подтягивался за ним — он удалялся. 'Я чугь свернул в сторону — он сошел без промедления со своего пуги и повторил мой маневр. Как тень моя.
Как. тень... Я свечой взмыл вверх и увидел, что шар чуть отстал. Это меня обрадовало. «Посмотрим еще, кто лучше летает», — подумал я. Передо мной возникли темные крутые бока облачной стены — край «глаза бури». Шар то скрывался в тучах, то появлялся в" их разрывах, иногда рядом со мной.
Между воспоминанием о коралловой бусине и этим светляком-гигантом угадывалась связь. Память озарила вспышка: давний сон о незнакомке, теперь он казался мне снова сущей правдой — никаких сомнений в подлинности! Бусина-то ведь у меня осталась. И как будто снова услышал я ее голос. Спокойные звуки как музыка, как шорох листьев, как вешние звоны ручьев. Не слова. Только звуки. Я догадался о значении их. Уже знакомая мне, близкая, привычная мысль высветилась отчетливо и ясно. Линии событий пересекались, образуя почти математические фигуры. Но точно молния прочерчивала их рисунок светящаяся линия. Так вторгалась стихия. Какая же?..
Снова звуки. Те звуки, что напомнили музыку, ручьи в распадках, ветер — тише, тише... они словно обещали помощь. Я понял, ведь стихия эта—разум! Его проявления более всего и похожи на стихию, если только мысль наблюдателя не в силах уследить за ними.
Я прикоснулся к тайне. Но теперь и мой собственный разум был сродни этой стихии, я сам был ее частью. Я стал другим. Годы сделали свое дело...
* * *
...Тишина. Гул ветра внезапно смолк. Даже близкие тучи остановили свое движение. Как во сне.
Да это и был сон.
Рядом со мной незнакомка, та самая, я сразу узнал ее. Она была в эле, рядом со мной. На шее ее коралловые бусы. И одной бусины как будто не хватало. Я только смотрел на нее и не проронил ни слова, пока она сама не заговорила.
— Есть у вас желание? — спросила она мягко. — Теперь я
могла бы его исполнить.
Я задумался, потом ответил:
— Нет. Пусть все будет так, как есть.
Удивительная улыбка осветила ее лицо.
- — Я не об этом, — возразила она, и я понял, что она хотела' сказать.
63
— Тогда пусть минуты, которые пройдут во время нашего раз
говора, вернутся ко мне. Не отнимайте у меня их.
Она рассмеялась. И я увидел, как заразительно умеет она смеяться. Я тоже улыонулгя, но совсем другое, невеселой улыбкой. Должно быть, я неважно выглядел: волосы спутаны, на костюме пятна крови, рубашка разорвана.
Лицо ее стало серьезным, как будто она читала мои мысли. Наверное, так оно и было.
— Это само собой разумеется, — сказала она.
Если можно, — попросил я, — если можно, я хотел бы
видеть Землю. Не Землю вообще... понимаете?
Да, — тихо ответила она.
Конечно, Берег Солнца я смогу увидеть только сам, —
предупредил я возможное возражение. — Ведь иначе это будет
как бы вмешательством в эксперимент, я заранее буду подго
товлен..
Она- кивнула.
...Я увидел странно-спокойное море и берег. Было ясно, светло. Под скалой застыли волны, над ними 'остановились ветры. " Место было дальнее, незнакомое. Потом синее пространство, овеянное дымкой Я летел над тайгой. Серые и голубые ленты рек. Крутые берега, глыбы гор, долины
Передо мной открывались русские космические просторы. На краях обозримого пространства впереди меня сиял свет и за плечами моими сиял свет, за спиной моей отступали все дальше излуки великих рек и складки земли.
Возникали светлые леса, сквозь сумятицу листвы я видел поляны с травой и цветами, и кустарники, и поля, открытые ветрам.
При моем приближении над головой оживали золотистые облака. Внизу"—города, мосты, холмы, обрывы, зеленые балки, озера с опрокинувшимся в них небом. Воздух был зеленоватым, чистым, как на рисунке акварелью. Солнце еще низкое, оно не успевало за мной; я увидел, как оно прикоснулось к земле, и как запылал рассветный окоем, и как под сильными нежным огнем поползли длинные тени. Птичья стая низко-низко стелилась над землей, словно тоже торопилась вместе со мной...
И тогда я вернулся. Я снова был в своем эле. И грозная сила, перенесшая меня вдруг за тысячи километров, казалось, отступила. Незнакомки не было рядом. С минуту я еще мог различать летающий шар Он шел слева от меня. Далеко...
Мы еще поборемся, думал я. В этом весь смысл. И пусть вечен океан. И вечен <>гонь звезд. Пусть вечна Земля с континентами, рожденными древним материком Гондваной, и вечен ветер над ней. Стихии древних... Но, значит, вечна, неуничтожима жизнь. И вечна любовь. И вечен разум.
Я поднял эль выше Шар отстал от меня. Его свет заслонили быстрые облака, караванами бежавшие над водой. Он остался за моей спиной, растаял.
Я спешил, очень спешил...
На север и на юг, во все стороны разбежались штормовые волны. Чайками пронеслись облака и скрылись под густыми туманами. Мой эль вышел из ядра тайфуна и устремился прямо
64
к берегу. Одно из стекол треснуло, и сквозь микроскопический зазор на мое лицо попадала водяная пыль. Ольмин был там, я верил... И спешил.
* * *
Непрерывен поток жизни, сильнейшей из стихий: она чем-то сродни и огню и воде, натиску ее не могут противостоять ни ледовые пики, ни океанские впадины, ни отдаленные от нас небесные тела, купающиеся в звездном море. За ней и рядом с ней идут любовь и разум — два начала созидания, две другие стихии, подобные светлому племени и неукротимым ветрам* над земными далями. Их действие порой незаметно, словно вечная работа рек, растящих мели и острова близ своего устья.