Постоянное общение с ними стало для меня пыткой, пища была отвратительной, работа валила с ног, cqh не приносил облегчения, а холод пробирал до костей.
До поступления к Хамберу я часто ломал голову: почему находятся дураки, которые платят гонорар этому стабильно неудачливому тренеру? Теперь я начал понимать, в чем дело. Во-первых, удивляла сама конюшня. Когда я видел лошадей Хамбера в дни скачек, я думал: что может окружать их дома? Мокрый, грязный песок, обветшалые денники со сломанными запорами, облупившаяся краска. Но в действительности благодаря конюхам, не знавшим послеобеденного отдыха, конюшня была аккуратной и ухоженной.
Иногда в конюшню приезжали владельцы лошадей, и Хамбер держался с ними авторитетно и уверенно; брал он, как я выяснил, меньше других тренеров, поэтому клиентов у него хватало. Кроме того, помимо скаковых лошадей, в конюшне находились и охотничьи лошади, и Хамбер получал, большие суммы на их содержание, прокорм и объездку без необходимости тренировать.
На скачки в этом сезоне было записано всего семь лошадей, но этой семерке приходилось отдуваться за всю конюшню, в среднем каждая выступала раз в десять дней. За весь сезон в активе конюшни имелось одно первое место, два вторых и одно третье.
Среди моих четырех подопечных из этой семерки не было никого. Мой. квартет состоял из двух скаковых лошадей, принадлежавших, кажется, самому Хамберу, и двух охот-
123
ничьих. Скакуны были гнедыми, обоим лет по семь. Я упросил Касса, старшего конюха, сказать мне их клички, и оказалось, что зовут их Грузчик и Ржавый. Эти нетипичные для скаковых лошадей клички в справочнике не значились, не было их и в списке Хамбера. Вполне возможно, что Редьярд, Супермен, Уголь и остальные жили здесь под такими же неброскими псевдонимами.
Конюху, навсегда распростившемуся со скачками, и в голову не придет, что какой-нибудь Грузчик или Ржавый, его бывший подопечный, — это и есть Редьярд, который два года спустя выиграл какой-то заезд под началом другого тренера.
Но почему, почему он выиграл два года спустя? Ответ на этот вопрос был покрыт полным мраком.
Пришли холода, побушевали, да так и остались. Но это еще цветочки, говорили конюхи, вот придет зима, тогда держись! А у себя в Австралии я бы весь январь и февраль нежился под нежарким летним солнцем. Интересно, как там без меня Белинда, Хелен и Филип? Хорошо ли им? Что бы они подумали, если бы увидели, какое жалкое, низменное существование я здесь влачу?
Один унылый день сменялся другим, и меня все чаще стали посещать тягостные мысли. Понимал ли я, что меня ждет, когда соглашался на этот маскарад?
Мне приходилось постоянно следить за своими манерами, речью, движениями: никто вокруг не должен был усомниться в том, что я неотесанный простолюдин. Я обрывал себя: во время работы — не спеши, во время упражнений болтался в седле, словно тряпичная кукла — твой высокий класс здесь не нужен. Но шли дни, и я вживался в образ.
Случай с Джеффом Смитом подтвердил мою догадку насчет того, что после трех месяцев конюхам здесь намекают, и довольно-таки прозрачно, что пора уходить.
Как-то утром, вернувшись иосЛе тренировки, мы застали Хамбера во дворе. Он, как это часто бывало, недовольно хмурился.
— Ты, Смит и ты, Рок, отведите лошадей в денники и
быстро сюда.
Мы выполнили приказание.
Рок.
Слушаю, сэр.
У всех твоих лошадей кормушки в отвратительном со
стоянии. Вычисти их.
Хорошо, сэр.
А чтобы впредь сам следил за порядком, следующую
неделю будешь подниматься в половине шестого.
Да, сор.
Я вздохнул про себя, но переживать не стал: в раннем подъеме я не вижу ничего страшного, и эта форма наказа-ния-раздранштеля была для меня приемлемой. Мне предстояло каждое утро в течение часа стоять посреди двора, ничего не делая. Темно, холодно и скучно. Хамбер и сам был ранней пташкой. Окно его спальни выходило прямо во двор,
124
и без двадцати шесть он знал, стоит наказанный или нет, — в это время у него уже горел свет.
Теперь ты. — Он посмотрел на Джеффа, как бы взве
шивая что-то в уме. — В седьмом деннике пол заляпан
грязью. Вычистишь солому -и выдраишь пол с порошком пе
ред обедом.
Но, сэр, — неосторожно запротестовал Джефф, —
если я не пойду обедать со всеми, мне ничего не останется.
Об этом надо было думать раньше и делать свою ра
боту как следует. Я плачу вам в полтора раза больше, чем
любой другой тренер, вы должны и работать соответственно.
Сделаешь так, как я велел.
Но, сэр, — взвыл Джефф, .потому что знал, если
он пропустит обед, потом будет весь день ходить голод
ным, — неужели нельзя там убраться после обеда?
Хамбер спокойно взмахнул палкой и резко ударил Джеффа по бедру.
Джефф вскрикнул и принялся растирать ушибленное место.
— Перед обедом, — заключил Хамбер и ушел, опираясь
на палку.
Атака на Джеффа продолжалась целую неделю. Он получил еще шесть сильных ударов, трижды остался без обеда, два раза без завтрака и один раз без ужина. Хамбер довел его до слез задолго до конца эпопеи, и все же уходить Джефф не хотел.
Спустя пять дней после начала кампании в кухню во время завтрака вошел Касс и сказал Джеффу:
— Боюсь, хозяин на тебя за что-то взъелся. Говорю те
бе для твоей же пользы — ищи работу в другом месте.
На' хозяина, бывает, такое находит: ему кажется, что кто-
то из конюхов все делает не так, как надо, и тут уж его ни-
какими увещеваниями не прошибешь. Если не уйдешь сей
час, увидишь — это только начало. Понимаешь? Учти, это
я для твоей же пользы.
Даже после такого предупреждения Джефф продержался еще целых два дня, лишь после этого с тоской собрал свой старый армейский вещмешок и, шмыгая носом, сдал позиции.
На следующее -утро перед завтраком палка оставила свой след на теле Джимми.
На завтрак он опоздал и, грязно ругаясь, выхватил кусок хлеба из руки Джерри.
А куда мой завтрак девали, чгаразиты?
Съели,.куда же еще.
— Да? — взревел он, сверкая глазами. — Ну, так може-' те взять себе и моих распрекрасных лошадок. С меня хватит. Натерпелся хорошей жизни — сыт по горло. Срок тянуть и то лучше, чем здесь гнить. Нет уж, не позволю, чтобы об меня ноги вытирали, это я вам точно говорю.
А чего ты не пожалуешься? . — спросил Регги.
Это кому же?
Ну... фараонам.
Да ты никак спятил? — в изумлении воскликнул
125
Джимми. — И как ты себе это представляешь? Вот я, здоровенный детина, захожу к этим мордоворотам в участок и говорю, мол, извините, зашел пожаловаться на своего хозяина, он меня палкой стукнул. Для начала они от смеха со стульев попадают. А дальше что? Ну, допустим, они приедут сюда и спросят Касса, правда ли, что здесь творятся такие безобразия. А что Касс? Ему небось работу терять не шибко хочется. «Ну, что вы, — скажет он, — ничего такого и в помине нет. А мистер Хамбер — это просто душа человек, у него золотое сердце. А кто вам нажаловался? Ах, вот этот уголовник? Так он же врет, чего от него еще ждать?» Так что ты, братец, лучше меня не смеши. Все, я намыливаюсь, да и вам советую, если у вас еще хоть что-то в черепушках осталось.