Меня забрасывали вопросами. Я отвечал. Вопросы они задавали по цепочке, друг за другом, поэтому оставались свежими и энергичными, я же уставал все больше и больше. Тело болело адски, наливалось тяжестью — хорошо, что мне не надо было лгать, потому что даже для правдивых ответов голова работала плохо, а эти шакалы только и ждали, когда я ошибусь.
Ну теперь расскажи нам, как все было на самом деле.
Я уже рассказывал.
Про Ната Пинкертона мы и без тебя читали.
Запросите из Австралии копию контракта, который я
заключил, когда брался за эту работу. — В четвертый раз
я повторил им адрес моего стряпчего, в четвертый раз они
не стали его записывать.
— Кто твой наниматель, говоришь?
— Граф Октобер.
— И он, конечно, это подтвердит?
Он в Европе до субботы.
Какая жалость. — Они грязно улыбались, зная
от Касса, что раньше я работал в конюшне Октобера. Касс-
также сказал им, что я порядочный сачок, нечист на ру
ку, трусоват и туповат.
Примерно около полуночи один из них заметил, что даже если (причем он сам в это не верил) моя версия насчет работы у Октобера и разоблачения Эдамса и Хамбера не выдумка, а правда, то все равно мне никто не давал права убивать их.
Хамбер жив, — возразил я.
Пока да.
Сердце мое подскочило. Неужели и Хамбер тоже? Боже мой! Нет, нет, Хамбер должен выжить.
120
— Ты огрел Эдамса палкой по голове?
Нет, я уже говорил вам, зеленым стеклянным круг
ляшом. Я держал его в левой руке. Убивать его я и не ду
мал, хотел только оглушить. Я правша... Не мог точно опре
делить, сильно ударил левой или нет.
Зачем же ты бил левой?
Я снова рассказал им о правой руке.
Ты ничего не мог делать правой рукой, а потом сел
на мотоцикл и проехал шестнадцать километров до Дарема?
За'дурачков нас принимаешь?
На кругляше должны быть отпечатки пальцев моих
обеих рук. Правой рукой я кинул его в Хамбера, а левые
отпечатки поверх правых, левой я ударил Эдамса. Про
верьте.
Я снова и снова отвечал" на вопросы. Они пропустили меня по кругу еще два раза, причем рвения у них не убавилось. Они расставляли ловушки, иногда кричали на меня, ходили вокруг, трогать, правда, не трогали, но выстреливали вопросами изо всех углов комнаты. Я чувствовал, что уже не гожусь для такой игры: во-первых, давали знать о себе раны, во-вторых, я ведь не спал всю предыдущую ночь. К двум часам я вообще едва мог шевелить языком, в течение получаса я три раза забывался в каком-то' сумрачном полусне, и наконец они оставили меня в покое.
Двум полицейским, сержанту и констеблю, было поручено отвести меня на ночлег в такое место, по сравнению с которым общежитие Хамбера казалось раем земным.
Камера представляла собой трехметровый куб из глазированного кирпича. Стены до плеча окрашены в коричневый цвет, выше в белый. Где-то под потолком маленькое зарешеченное, оконце, узкая бетонная плита вместо кровати, в углу вёдро с крышкой, на стене отпечатанный листок с правилами. Больше ничего. И при всем этом страшный холод.
Глава XIX
Коридоры Уайтхолла были наполнены прохладой и покоем. Вышколенный молодой человек почтительно открыл передо мной дверь, и мы вошли в пустой кабинет.
Полковник Бекетт будет с минуты на минуту, сэр.
Он просил меня извиниться, если вы придете до его воз
вращения, и предложить вам чего-нибудь выпить. Сигареты,
если пожелаете, в этой коробке, сэр.
Спасибо, — с улыбкой поблагодарил я. — Мне бы
чашечку кофе, если вас не затруднит.
Разумеется. Я сейчас же распоряжусь. Прошу меня
извинить, сэр. — Он вышел и тихонько прикрыл за собой
дверь.
Итак, меня снова называют «сэром», и кто — безукоризненные правительственные чиновники чуть моложе меня самого.
* Место расположения английских правительственных учреждений.
121
Кто зке он все-таки такой - полковник Бекетт? Я все время считал, что он в отставке, и вот вам, пожалуйста, у него солидные апартаменты в здании министерства обороны.
бктобер однажды сказал мне, что в войну Бекетт был каким-то начальником по снабжению. Меня он снабдил Искрометным, а также подсобным материалом, без которого я мог бы искать Эдамса и Хамбера по сей день. Ясно, что он влиятельный человек, иначе он не смог бы в такой спешке отрядить одиннадцать курсантов для сбора данных о каких-то неприметных лошадях. Чем же и кого он снабжает сейчас, в спокойные для Англии дни?
Я неспешно взвешивал эти не совсем связные мысли, безмятежно ожидая человека, который обеспечил успех всего дела. Я ждал его, чтобы попрощаться.
Раздался стук в дверь, и хорошенькая девушка принесла на подносе кофейник, кувшинчик со сливками, бледно-зеленую чашку с блюдцем. Мило улыбаясь, она спросила, не нужно ли мне что-то еще, и, получив отрицательный ответ, грациозно удалилась.
В моем сознании неторопливо проплывали события по-, следних дней...
Магистрат дал санкцию на то, чтобы меня держали в камере семь суток, и в первое же утро ко мне пришел доктор и велел раздеться до пояса. Сам я не мог, и ему пришлось мне подсобить. Ничего не выражающим взглядом он осмотрел следы побоев, а посмотреть было на что, задал несколько вопросов, взял мою правую руку, почерневшую от кисти до плеча. Два свитера и кожаная куртка не помогли: удар ножкой стула был таким сильным, что рассек кожу. Доктор помог мне одеться и, не говоря ни слова, ушел. Я не стал спрашивать его мнение, а он не счел нужным со мной делиться.
Четыре ночи и три дня я просто ждал. Часы молчаливой вереницей тянулись друг за другом. Думал об Эдамсе: живом и мертвом. О Хамбере: выживет ли? О том, что многое надо было сделать по-другому. Что, пожалуй, без суда присяжных дело не обойдется... а то и без тюремного заключения. Ждал, когда заживут раны и перестанут ныть синяки. Считал кирпичи. Думал о своем заводе, о сестрах и брате, о том, что ждет меня дальше.
В понедельник утром раздался знакомый уже скрежет — это поворачивали ключ в замке моей камеры, но, когда дверь открылась, я увидел не опостылевшего полицейского, а Октобера.
Опираясь о стену, я с трудом поднялся. Целую минуту он смотрел на меня, стараясь справиться с собой, — не ожидал, что вид у меня будет такой изможденный и истерзанный.
—- Дэниэл, — сказал наконец он. Голос звучал низко и глухо.
Пожалуй, его сочувствие мне сейчас ни к чему. Сделав над собой усилие, я изобразил легкую усмешку.
122
— Привет, Эдвард.
Лицо его просияло, он засмеялся.
— Крепкий же вы орешек, черт подери, — восхитился
Октобер. Что ж... не буду его разубеждать.
— Не могли бы вы, как человек влиятельный, организовать мне ванну? — попросил я.
Все, что угодно, как только вы выйдете отсюда.
Выйду? Насовсем?
Насовсем, — кивнул он. — С вас. сняты все обви