другое? Убери ты с литовского кордона Андрея и Дмитрия
Ольгердовичей — Ягайло соединится с Мамаем и тебе в бою
придется выставить против него те же сорок тысяч воинов, что
держат его сейчас в Литве. А оставь ты без защиты Москву,
кто знает, может, уже завтра будут под ее стенами рязанцы
или другие супостаты. Все мы,русские князья и воеводы, по
нимаем это, великий князь, и каждый из нас знаэт, что в твоем
положении ничего другого сделать невозможно.
И вдруг, к величайшему удивлению Владимира Серпухозского, Дмитрий весело рассмеялся.
— Да, брат, ты совершенно прав, в твоих словах нет ни
одного промаха. Уверен, что так же рассуждают и Мамай с
Ягайлой. И как благодарен я небу, что в эту тяжкую для Руси
годину рядом со мной оказался боярин Боброк, в бездну ума
которого я страшусь даже заглянуть.
Дмитрий с хрустом сломал ветку, отбросил ее в сторону. Загородив князю Владимиру дорогу, он положил ему руки на плечи.
24
25
Ягайло и Мамай знают, что, выступи Литва против меня
или даже останься на месте, она свою задачу выполнит: треть
моего войска будет не у дел. И это их вполне устраивает.
Но это никак не устраивает меня, брат, потому что мне для
победы нужно совсем другое. Мне нужно, чтобы и Ягайло со
своими полками остался в Литве и чтобы я со всем своим вой
ском один на один схватился с Мамаем.
Но это невозможно, великий князь.
Нет, брат, это возможно, — жестко произнес Дмитрий.—
И это сделаете вы, кому я больше всего верю, — ты и Боб-
рок, это сделают вместе с вами Дмитрий и Андрей Ольгердо-
вичи. Вы вернете Руси те пятьдесят с лишним тысяч дружин
ников, что держу я сейчас против Литвы и Рязани, и вместе
с тем вы не дадите Литве и Орде соединиться. Вот что дол
жен ты сделать, брат, вот для чего отправляю я тебя сейчас
в Москву.
Владимир Серпуховский и раньше прекрасно знал ум, сметку и предусмотрительность своего двоюродного брата. Именно Дмитриева дальновидность и опытность вознесли Москву выше всех остальных княжеств, но то, что говорил Дмитрий сейчес, не укладывалось у него в голове.
— Великий князь, но как я сделаю это? И в человеческих ли
вообще это силах?
Дмитрий усмехнулся.
— Все это вполне в наших силах, брат. Этот план родился
в хитроумной голове боярина Боброка, вдвоем с ним мы про
думали и вынянчили его. А сейчас о нем узнаешь и ты.
Дмитрий почти вплотную приблизил свое лицо к лицу Владимира Серпуховского, крепче сжал его плечи.
— У обоих Ольгердовичей и у тебя только конница и ника
ких обозов, а у Ягайлы основная масса войск — тяжелая пе
хота и целое море обозов. Значит, одно и то же расстояние
вы с Ольгердовичами покроете в три раза быстрее, чем Ягайло
со своими литовцами. Я с войсками завтра выступаю из Ко
ломны на Дон, а потом по приказу и ты с Ольгердовичами,
оставив Москву и литовское порубежье, двинетесь следом.
Когда мы с вами соединимся, бояее медлительный Ягайло все
еще будет в пути. Вот тогда, имея в своих руках всю русскую
силу и не боясь Литвы, я навяжу бой Орде.
Некоторое время, нахмурив лоб и прищурив глаза, Владимир Серпуховский молчал.
Да, великий князь, лучше этого плана человеческая го
лова не может придумать ничего, — наконец сказал он. —
Но если Ягайло, узнав о твоем выступлении из Коломны, сам
нападет на Ольгердовичей?
А чтобы этого не случилось, сидит сейчас у него под бо
ком в самой Литве боярин Боброк. Он свяжет руки Ягайле, он
не выпустит его из Литвы до тех пор, пока я не подойду к
Дону. Своей хитростью и сметкой он выиграет у Литвы не
сколько дней, за которые я уйду от Ягайлы на расстояние,
когда он будет мне уже не страшен. Вот тогда Ольгердовичи
и ты получите от боярина Боброка приказ идти ко мне.
Великий князь, но если Ягайло разгадает наш план *i дзи-
26
нется со всем своим войском на никем не защищенную Москву? Что делать тогда?
— То, что я говорил раньше: идти ко мне, только ко мне и со всей возможной для этого скоростью. Ведь разве за Москву подняли мы на эту смертельную схватку с Ордой всю Русь? Нет, брат, мы идем на бой за всю русскую землю, и судьбе Москвы будет решаться не под ее стенами, а там, на донских полях, где вся Русь будет сообща биться за свою честь и свободу. И если победителем в этой битве выйдет русский меч, то отстроим мы новую Москву, краше прежней. Ну а если останемся мертвыми на тех полях — не быть и Москве. Судьба Москвы, брат, неотделима от судьбы всех городов и всей земли русской, как неотделима наша с тобой доля от доли тех десятков тысяч русичей, что вверили свою судьбу в наши с тобой руки. И потому запомни мои слова, брат. Когда бы ты ни получил приказ боярина Боброка идти ко мне, выполняй его сразу без раздумий и промедлений. Что бы ни творилось вокруг, слово Боброка для тебя закон. Пусть вся Литва движется на Москву, пусть литовцы будут в одном переходе от нее, пусть они лезут на ее стены — по слову боярина Боброка ты должен бросить все и спешить ко мне. Запомни это мое последнее слово, брат, и следуй ему.
Я все понял, великий князь.
Тогда прощай.
Дмитрий тряхнул князя Владимира за плечи, они обнялись, трижды на прощание расцеловались.
— Прощай и ты, великий князь. До встречи на Дону.
Владимир Серпуховский круто развернулся на каблуках и
быстрыми широкими шагами, придерживая меч, направился к выходу из сада. Проводив его глазами, Дмитрий прислонился плечом к старой яблоне, опустил голову. «Что ж, жребий брошен и дороги назад нет. Главное сейчас — выиграть время».
8
С того памятного дня, когда он шел по следу отряда Боброка, Адомас ждал неприятностей каждую минуту. Но эта, что сейчас принес гонец, была неожиданной и страшной даже для него.
— Великий князь, твой главный воевода на тевтонском по
рубежье боярин Лютвитас желает тебе долгих лет здоровья и
сообщает, что русские полоцкие дружины снялись без его ве
дома с кордона и выступили походом домой.
Гонец уже целую минуту, неподвижно замерев у дверей, ждал ответа, а они оба, великий князь Ягайло и боярин Адомас, не могли произнести ни слова.