— Четыреста семнадцать воронок, — подсказал робот. —
9
И ровно столько же холмов. Распределяются равномерно, кроме одной пары, что у восточного края поля.
Размеры? — спросил Брянов.
Одинаковые. Кроме той же пары...
На экране связи со звездолетом появился Томан, сказал, что с Ниной ничего опасного, по-видимому, не случилось: стрессовых состояний не отмечено. Ее робот был переключен на внутренний контакт еще до того, как Нина вышла из «вибрика». Вышла она по собственной воле...
Ничего не объяснила Брянову эта информация. Если вышла по собственной воле, то почему оставила открытой карантинную камеру?.. Одно утешало: робот, охраняющий человека, в случае опасности, даже при малейших физиологических изменениях в организме немедленно включит все виды связи.
Значит, ждать? Ждать, когда опасность для Нины станет реальной? С этим Брянов не мог смириться.
Я считаю, что мне нужно выброситься на нити, — сказал
он Устьянцеву.
Об этом следует запросить звездолет.
А если откажут? Так и будем висеть и ждать?
Брянов понимал, что это самовольство. Но, даже понимая, он ничуть не тревожился за свое поведение. Само это должно было породить чувство опасности. Но благодушие окутывало каждую клеточку мозга. Чувства — верные помощники и стимуляторы разума — плавали в расслабляющей апатии, как законсервированные живые организмы в сладком питательном растворе.
— Давай сначала выкинем робота, — предложил Устьян-
цев. — А там видно будет.
Растопырив все свои конечности, как паук на паутинке, робот полетел вниз, быстро разматывая тончайшую, почти невидимую нить. Опустился в траву, потоптался на месте и покатился по спирали, все шире обегая поляну, заглядывая по пути во все воронки, приостанавливаясь на холмиках, смешно подпрыгивая на них, чтобы получше прозондировать почву. Он походил теперь на мальчишку, наконец-то вырвавшегося из-под опеки взрослых и торопившегося разузнать как можно больше, прежде чам его позовут. Все, что он видел своими четырьмя глазами, все, что ощупывал локаторами, датчиками, анализаторами, все отражалось на полиэкране «вибрика», на многочисленных приборах.
Брянов стоял перед полиэкраном, не сводя с него глаз. Усть-янцев, внешне безучастный, сидел рядом. Оба молчали, анализировали собственные ощущения, чтобы потом на основании этого анализа взбодрить себя беспокойством. На приборах бегали импульсы, покачивались стрелки, поблескивали указатели, и ничто не говорило о каких-либо отклонениях от норм. Словно даже приборы заболели идиотизмом благодушия. Только в клеточках полиэкрана плыли, менялись изображения.
Над лесом парили аи, похожие на мотыльков, не обращая никакого внимания на бегающего по полю робота. Но вот робот приблизился к лесу, и аиодин за другим стали слетаться к опушке. Робот отступил, и птицы отлетели как по команде, сразу потеряв к нему интерес. Это было первое открытие —
10
невидимая черта, за которой начиналось пространство аев. Робот зигзагами помчался вдоль опушки, проверяя, везде ли существует эта черта, и на одном из экранчиков, изображающем все поле, прочерчивалась почти ровная светлая полоса. Следующее открытие сделал сам Брянов, заметив, что за этой полосой нет ни одной воронки, ни одного холмика. Все это могло означать только то, что на поле существует разграничение: пес и подступы к нему — пространство аев, поле — территория черных жуков.
Брянов привык с уважением относиться ко всякой информации, считая, что ненужной просто не существует. Но сейчас ему нужна была не всякая, а та, что помогала бы искать Нину.
— Иди к лесу, — подтолкнул он робота. — Попробуй пого
ворить с аями.
Птицы-мотыльки кинулись к опушке, как только робот пересек «запретную черту». Некоторые срывались с веток, планировали вниз, едва не касаясь крыльями высоких антенн.
Мы пришли из другого мира, — прочирикал робот. —
У нас добрые намерения, и мы не причиним вам зла...
Уххи, уххи, — заухали аи, отлетая прочь. — Уххи тоже го
ворят, что не хотят нам зла!..
Брянов и Устьянцев переглянулись. Даже в монотонном переводе робота чувствовался ужас аев по отношению к уххам.
Мы не уххи, — спокойно просвистел робот, — вы же ви
дите, что мы не уххи.
Никто не видел уххоз, — послышалось в ответ. — Уви
девшие уххов умирают. Без страха смерти их могут видеть
только наши слуги — ззумы.
Все вы живы, хотя видите меня. — Робот тотчас ухва
тился за подсказанную мысль. — Значит, мы не уххи.
Эта простая логика, как видно, озадачила аев. Они заметались над опушкой, оглушили беспорядочным свистом. Наконец один из них подлетел и безбоязненно сел на ствол излучателя робота.
Если вы не уххи, то почему вас не трогают ззумы? Они не
кого не пускают на это поле.
Но они пускают вас.
Только ночью. Таков закон. Ночью мы спим в норах, при
готовленных ззумами, и они нас охраняют от диких обитателей
леса, которые охотятся по ночам. Уххи приходят на рассвете и
уносят в свои пещеры всех умерших, всех, кто не улетает...
Все это очень интересно, — запел робот, удивив космо-
летчиков такой не свойственной машине дипломатией. — В дру
гой раз я с удовольствием побеседую с вами на эту тему.
А сейчас мне хотелось бы встретиться с вашими старейши
нами.
Аи не поняли, зачирикали, запересвистывались.
Кто такие старейшины?
Есть же у вас главный, первый, кого бы вы слушались.
Мы слушаем всех.
Не слушаете, а слушаетесь. Чье слово было бы для вас
законом.
Закон один — жить, петь, любить, ночью спать в мягких
норках, а утром успеть улететь в лес.
II
Все правильно, — сказал Брянов. — Обычный симбиоз.
Одни организмы что-то дают другим и что-то берут от них.
Это не симбиоз! — выкрикнула Нина. — Это обман!
Успокойся. — Брянов погладил ее по плечу. — Все изучим,
во всем разберемся,
Нет, тут надо вмешаться.
Вмешаться? Во что?
В их... взаимоотношения.
Так сразу и вмешаться...
Он наконец очистил шлем и увидел глаза Нины — большие, почти безумные. И впервые забеспокоился, но как-то странно — тяжело, мучительно, словно сквозь сон.
Почему ты ушла из «вибрика», оставив все открытым? —
спросил он. — Куда ты шла?.. Можешь объяснить?..
Могу, — нехотя отозвалась Нина и надолго замолчала.
Брянов терпеливо ждал. Постукивали роботы, торопясь выполнить многочисленные свои дела. Часто пульсирующе гудел «вибрик», нейтрализуя гравитацию.
Могу, — повторила она. — Эта... похожая на Сонечку...