просила отнести ее в лес, Она так плакала...
Ну и что?!
Брянов хотел сказать, что это не объяснение, что его интересуют не внешние причины, а мотивы противоестественных для космолетчика поступков.
А ты бы не пожалел? — опередила его Нина. — Ты бы
не пожалел, когда плачет и говорит, что если останется на поле
днем, то ее заберут уххи? Разве мы совсем растеряли добро
ту — основную человеческую добродетель? Разве не доброже
лательство — первая заповедь космолетчика?..
Но нельзя при этом нарушать порядок, рисковать...
Я ничем не рисковала.
Рисковала. И не только собой.
Но ведь все обошлось...
Это еще неизвестно. Мы недостаточно знаем планету.
«Вибрику» теперь предстоит карантин.
Ты боишься одиночества? — игриво спросила она. —
Даже со мной?..
Мы не каждый по се?е, — перебил он ее. — Мы единый
организм, и никто из нас не вправе без общего согласия рис-
козать даже самим собой.
Если будем согласовывать каждое свое желание, мы обре
чем население звездолета на вымирание.
Не преувеличивай, — сказал Брянов. — Благодушие, как
видно, главная зараза этой планеты. Это оно в тебе говорит.
Почему же не говорит в тебе? Ты ведь тоже выходил из
«вибрика»?
Было это и у меня. Теперь поослабло. Теперь я начинаю
понимать: на планете в нас парализуется чувство опасности.
К счастью, это, как видно, проходит...
Жаль, — выдохнула она, — Вся наша жизнь — поиски ра
дости. К этому сводятся даже дальние экспедиции. Радость уле
теть дальше, чем другие, радость открыть новые миры...
Есть еще долг.
Ив основе чувства долга тоже лежит радость, только не
14
индивидуальная, а коллективная. Нечто вроде общественного инстинкта.
Пусть так, — сердито сказал он. — У нас еще будет время
для дискуссий. А сейчас ответь на конкретный вопрос: как слу
чилось, что ты оказалась в коконе?
Я несла «Сонечку», — посерьезнев, начала она. — Не Со
нечку, конечно, а эту... птицу. И упала в яму. А тут жуки. Та
кие смешные жучки... Бегают, зудят. И от этого зудения так
радостно на душе. Сонечка, то есть птица, закрыла глаза и
сложила крылья. Я подкинула ее, и она улетела. А сама легла
на траву...
Зачем?
Мне было так хорошо, так радостно за птицу, за себя,
за всех нас, отыскавших наконец легендарную планету ра
дости.
А потом?
Потом я заснула. Проснулась уже здесь... Мне было так
радостно...
Радостно? Но тебе снились кошмары.
Ее лицо вдруг, словно она только что вспомнила об этом, исказилось гримасой ужаса.
Да,да, — быстро заговорила Нина. — Они их, оказывает
ся, едят. У живых высасывают кровь. Они и меня собирались
съесть.
Кто?
Ззумы. Я говорила.
М-да. Вот тебе и «смешные жучки».
Он начинал понимать, что к чему.
Едят сами, а сваливают на несуществующих уххов?
Ну да!..
— И аи думают, что так и надо. Они считают себя хозяева
ми, а ззумов добровольными слугами. На самом же деле хо
зяева — жуки, для которых аи нечто вроде скота. Они их па
сут, готовят им стойла для ночлега, якобы для защиты от воз
можных ураганов, от ночных хищников, а на самом деле для
того, чтобы иметь возможность выборочно поедать. И, надо по
лагать, они выбирают вовсе не больных, а именно здоровых, да
же детей. И, похоже, не мы придавили детеныша этой птицы,
поскольку гнездо под опорой было уже пустое...
Нина смотрела на него большими испуганными глазами. Зараза безотчетной радости, как видно, выветривалась; Нина беспокойно шарила руками по гладкому столу, пытаясь встать. Наконец это ей удалось, она приподнялась и вдруг испуганно вскрикнула. Брянов проследил за ее остановившимся взглядом и сам вздрогнул от неожиданности: в иллюминатор заглядывало круглое пухленькое лицо ребенка.
— Она... прилетела! — придушенно вскрикнула Нина. И вдруг,
легко спрыгнув со стола, кинулась к верхнему люку.
Смешно цепляясь лапками-ручонками за скобы, через люк в карантинную камеру вползли три белых существа, три птицы. Нина брала их одну за другой, ставила на стол. Они ничем не отличались друг от друга, но Нина каким-то образом узнала ту, которую называла «Сонечкой», удержала на руках, покачала.
15
Это мои друзья, — прочирикала «Сонечка». — Они про
сили, чтобы я привела их к вам.
Милости просим, — игриво поклонился Устьянцев.
Погоди! — Брянов бесцеремонно отодвинул его и шагнул
к столу. — Это, похоже, не просто визит вежливости.
«Сонечка» испуганно отступила, а ее друзья (или подруги — как их было разобрать?) остались недвижимы. Они были чуть выше ростом, и крылья у них были темнее, жестче.
Ваша птица, — говоривший обвел круглыми глазками пе
реборки, приборы, иллюминаторы «вибрика», — эта ваша птица
пугает аев.
Мы скоро улегим, — сказал Брянов. — Мы не будем вас
беспокоить.
Нет, нет! — торопливо зачирикали аи. — Не улетайте.
Но ведь мы вас пугаем.
Вот и хорошо. Это и надо.
Я не понимаю, — ласково сказал Брянов. — Согласитесь,
мы должны знать, что делаем.
-— Надо пугать аев.
Но зачем?
Чтобы не ночевали в норах ззумов.
Да, да, — вмешалась Нина. — Ззумы их обманывают.
Робот перевел слова Нины, и аи беспокойно зашевелились.
Обманывают, обманывают, — зачирикали они.
Но похоже, что в норах удобнее, — сказал Брянов. —
Если, скажем, буря, в лесу разве спасешься?
Удобнее, удобнее. Ничего не надо строить, ни о чем бес
покоиться. Жизнь без забот. Но мы, аи, живущие в лесу, пони
маем: жизнь без забот — гибель для аев. Когда-то аи жили
дружными колониями, умели трудиться. Потом появились ззу
мы, и аи стали жить разобщенно, разучились трудиться. Пор
хать, любить,спать в мягких постелях — вот все, что теперь
умеют аи. Только немногие понимают, что это путь к вырожде
нию. Те, кто ночует в лесу. Им трудней, чем тем, кто ночует
в норах ззумов. Но у них есть и преимущество: тех, кто ночует
в лесу, не поедают уххи...
Нет никаких уххов, вас обманывают! — снова вмешалась