му господину Фехнеру!..
Разводите людей по баракам, — распорядился Фехнер.
Слушаюсь, господин управляющий, — поспешно ответил
Ладушкин.
Всю ночь шел дождь. Прекратился он только перед рассветом.
Ладушкин поднялся с топчана, оделся, заглянул в барак, где тревожным сном забылись рабочие, и вышел на улицу. Чистый утренний воздух, насыщенный ароматом трав и пропитанный влагой, приятно освежал. Из-за выступа леса показалась двуколка. В ней сидел Фехнер. Он остановил лошадь у крыльца.
Вот перечень работ. — Не слезая с двуколки, он протя
нул Ладушкину лист бумаги. — Тут же и распорядок дня. Тре
бую строго выполнять его.
Будет исполнено, господин управляющий, — покорно скло
нил голову Ладушкин. — Не извольте беспокоиться.
Лицо Фехнера скривилось, п это озадачило Ладушкина: без труда можно было догадаться, что управляющий чем-то недоволен. Когда управляющий уехал, Федор подошел к висевшему на перекладине колоколу и ударил в него.
— Поднимайтесь! Живо! — заорал он на весь барак. — За
помните, вы не в гостях у тещи! Вы на работе у госпожи баро
нессы Тнрфельдштейн!
Сам он пошел с группой доярок и скотниц, намереваясь в первую очередь ознакомиться с фермой. Ферма понравилась Ладушкину: большая, просторная, удобная для размещения животных. Девушки чистили стойла, возили па тачках навоз, мыли деревянный настил горячей мыльной водой. К. обеду ферму нельзя было узнать.
— Вот в таком виде и содержать всегда помещение, — сказал
Ладушкин.
В мучительной неизвестности прошли для Ладушкина оста-
33
ток этого дня и ночь. Фехнер, несомненно, узнал его. Но почему не признается?
На другой день управляющий не появился у бараков восточных рабов. Наряд на работы он прислал с юной племянницей Габи.
Что с господином Фехнером? — спросил Ладушкин.
Дядя Отто провожает тетю Анну в гости к ее родственна
кам, — ответила Габи.
Значит, вы сегодня остаетесь за хозяйку?
Нет. У нас много дел с фрейлейн Региной. Я буду ноче
вать у Шмидтов.
Можно было предположить, что Фехнер специально выпроваживает жену в гости к родственникам. Значит, ночью Отто будет в доме один?
Ладушкин с трудом дождался темноты. Неслышно вышел он из своей каморки и по опушке леса, минуя дорогу, направился к дому Фехнера. У крыльца он вытер сапоги и постучал. Щелкнул запор, и дверь распахнулась. Ладушкин смело шагнул за порог, и дверь тут же захлопнулась. Фехнер молча повел ночного гостя в освещенную настольной лампой комнату, два окна которой были задернуты плотными шторами. Взгляды их встретились: изучающе-настороженные, напряженные.
Почему вы открыли дверь, не спросив, кто к вам при
шел? — спросил Ладушкин.
Я ждал вас сегодня.
Вы узнали меня?
Так же, как и вы меня...
Оба замолчали. Ладушкин первым нарушил тишину.
— Вы меня приглашали в гости. Вот я и приехал...
Фехнер усмехнулся, жестом показал на стул.
— У вас хорошая память, Феда, — мягкое «дя» не удавалось
ему выговорить.
— Правда, вы приглашали меня в Берлин...
— Пришлось сменить профессию...
Фехнер вдруг заторопился, заковылял на кухню и на подносе вынес бутылку красного вина и закуску.
Запах вина может вызвать подозрение, — сказал Ла
душкин.
Тогда я согрею кофе. И ты расскажешь наконец о своей
Маше.
Ладушкин шумно вздохнул, заерзал на стуле.
Нет у меня Маши, Отто...
Как нет?
Ехала вместе с сыном в поезде... Попала под бомбежку...
А у меня брат погиб на фронте где-то под Москвой, —
заговорил Фехнер. — Осталась племянница сиротой. Мы с фрау
Анной взяли Габи к себе.
Очень милая девочка, — сказал Ладушкин.
И несчастна! Ее.,, барон Карл фон Тирфельдштейн изнаси
ловал... — Фехнер с хрустом сжал кулаки. — Я отомщу ему за
Габи. Клянусь!..
Ладушкин обнял его.
— Всему свое время, Отто! Всему свое время...
34
10
Ежедневно Настя в условленное время готовила теплую воду для Шмидта, разогревала принесенные денщиком Клаусом завтрак, обед и ужин и подавала на стол. А в те дни, когда капитан находился далеко от дома на лесоразработках, она брала с собой свежежареную крольчатину — его любимое блюдо, хлеб, термос с горячим кофе и шла к нему. Постепенно охранники-эсэсовцы привыкли к Насте и беспрепятственно пропускали ее на строящийся объект. В их глазах девушка была любовницей капитана-холостяка.
Поздним вечером Настя обычно подавала квартиранту стакан холодного кофе. Шмидт усаживал девушку за стол, угощал сладостями и неизменно заводил свой походный патефон. Репертуар его был велик: от симфонической музыки и церковных фуг Баха до немецких старинных народных песен. Особенно ему нравилась песня-баллада из «Фауста» Гёте, которую любил теперь и сам. Настя быстро выучила песню и по-немецки подпевала капитану, восхищенному ее слухом и чистым, приятным голосом.
Часто он просил Настю спеть какую-либо белорусскую песню и внимательно слушал.
Взаимоотношения квартиранта Василисы и ее внучки не остались в деревне незамеченными. Жители Сосновичей перестали здороваться с Настей. Она не обращала на них внимания. Зато презрение всей деревни к своей внучке болезненно переживала старая Василиса.
Стыд-то какой. На улице нельзя показаться, — сокруша
лась Василиса.
А вы не слушайте, бабушка, — успокаивала Настя. —
Господин капитан хорошо воспитан. Он из семьи ученых. Его
отец знаменитый профессор.
Фома торопил Настю с выполнением задания. Но как заманить немца в засаду и, главное, где именно устроить ее, Настя не знала. В лес командира рогы не уведешь, не пустит охрана, не спускавшая с него глаз. Ночью капитан никуда не выходил. Можно было бы партизанам напасть на машину во время поездки в офицерское 'казино, но в схватке Шмидт может погибнуть от случайной пули. А он требовался живой.
Об этом Настя сказала связному, когда в очередной раз несла на лесоразработки Альберту жареную крольчатину и горячий кофе и «случайно» проходила мимо хромого сторожа, коловшего в стороне от казармы дрова для кухни.
— Попробуем что-нибудь придумать, — шепнул в ответ Фома.
И придумал. Вскоре он попросил у капитана Шмидта разрешения пойти на луг, заготовить на зиму сена для конторской лошаденки, подвозившей воду с реки.
И для ваших кроликов хватит корма.
Косите сколько хотите, — распорядился Шмидт.
В тот же вечер Фома отбил косу, а с восходом солнца вышел на заливной луг. Настя догадалась, что задумал ее связной. Когда через четыре дня над поймой взметнулся небольшой, только что сметанный Фомой стог, она подошла к нему и набрала охапку пахнущего дурманящим разнотравьем сена для кроликов капитана Шмидта. Стог был сметан вблизи излучины реки и хо-
35
рошо просматривался из деревни. За ним начинался мелкий кустарник, тянувшийся к опушке густого леса. По кустарнику можно было незамеченным проползти из леса к самому стогу. Три вечера подряд ходила Настя за душистым сеном на виду у всей деревни и немецких солдат. Никому это не казалось подозрительным, ибо все знали, что внучка старой Василисы ухаживала за кроликами капитана Шмидта. На четвертый день Шмидт вызвался ее проводить. Они медленно брели по берегу речки, перебрасываясь незначительными фразами о погоде, красоте луга и прелести соснового бора. Настя видела: за ними на некотором расстоянии, как бы прогуливаясь, следуют два эсэсовца с автоматами.